Победа любой ценой - страница 13

Е.Ж.: Как же Вы выжили в блокаду?

М.В.: Мама устроила меня нянечкой в госпиталь для детей. Однажды я пришла на дежурство и на месте госпиталя увидела только дымящиеся руины. Главный врач организовал отряды медсестер. У каждой из нас была своя задача. Я должна была ходить по домам моего квартала и собирать информацию об умерших, которых становилось все больше. Как ни странно, мужчины умирали быстрее, чем женщины. В городе начался настоящий голод. Октябрь, ноябрь, декабрь были самыми ужасными месяцами блокады. Каждый день умирало около десяти тысяч человек. Тротуары, улицы, лестницы домов были завалены трупами. Иногда мне приходилось спускаться по перилам, чтобы не наступать на них. Многие люди не имели сил относить своих умерших родственников на кладбище и тем более рыть в мерзлой земле могилы, чтобы похоронить их. В домах не было ни отопления, ни электричества. Трупы лежали в квартирах на кроватях и не разлагались. Только в апреле 42-го, когда были восстановлены некоторые линии связи с тем, что мы называли «Большой землей», стало немного легче. Люди как могли спасались от голода. Некоторые сажали картошку на кладбищах.

У нас всех были продуктовые карточки. Наши были украдены одной моей «подружкой». Без них мы были обречены умереть от голода. Только чудом я выжила...

Е.Ж.: Что Вы могли получить по своей продуктовой карточке?

М.В.: Пятьдесят пять граммов хлеба и немного крупы в день, праздник из этого не устроишь. Моя мама готовила суп из клея и лаврового листа, делала пирожки из горчицы, от которых у нас сводило живот. Один раз меня саму чуть не съели.

Е.Ж.: Как же это произошло?

М.В.: Каждое утро в шесть часов люди вставали в очередь перед булочными, чтобы получить свою пайку. Хлеб, который мы ели во время блокады, мало походил на то, что мы привыкли так называть. Это было что-то невероятное, сырое и липкое. Нужно было обладать богатым воображением, чтобы представить себе, что это хлеб. Но мы были рады и такому кусочку. Однажды зимой я возвращалась домой со своей пайкой. Было темно и безлюдно. Вдруг я заметила, что за мной идут двое мужчин. Сначала я решила, что они хотят отобрать у меня хлеб, который я держала в руках, но потом поняла, что они смотрят на меня саму безумными глазами, горящими от голода. У голодных людей особенный взгляд. Я была медсестрой и прекрасно знала это. Охваченная животным страхом, я забежала в дом, где жили мои друзья. Их квартира была открыта, и на каждой кровати лежал труп. Я зашла и быстро закрыла за собой дверь на задвижку. Мои преследователи медленно поднимались по лестнице, попробовали выломать дверь, но были слишком слабы, чтобы сделать это быстро. К счастью, в квартире был черный ход, и я успела убежать.

Е.Ж.: Во время блокады Вы были свидетелем случаев каннибализма?

М.В.: Знаю, что они были, но не могу об этом рассказывать, слишком больно и страшно. Я всегда носила с собой в сумке ампулы с глюкозой и камфарой, так как приходилось делать упавшим от голода людям уколы прямо на улице. У меня было маленькое зеркальце, которое я сначала прикладывала ко рту человека, чтобы узнать, дышит ли он, потом смотрела на зрачки. Если они были мутными, то уже поздно что-то делать. Думаю, что я помогла выжить многим своими уколами.

Одиннадцать человек из моей семьи умерли во время блокады. На кладбище рыли огромные общие могилы, бросали туда замерзшие трупы, как будто бы это были дрова, и ставили на могилы номера. В каждой из них было по четыреста-шестьсот тел. Те, кто пережил блокаду, не могут без слез ходить на Пискаревское кладбище.