Склонившись к малышу, я крепко его обняла. Он что-то забавно лепетал, а мне слышалось, как трещит моя никчемная броня.
– Изабелла, – шагнул ко мне Федор, муж Лары. – Очень рад тебя видеть… в добром здравии.
Федор смутился и сбился на полуслове. Он был хорошим человеком, и именно поэтому последние наши встречи были мукой для меня.
– Что ж, – громко сказал Давид, и от звука его голоса я содрогнулась. – Все к столу.
Киря посмотрел на меня удивленно. Потянул за руку и тихо, чтобы никто из взрослых не услышал, спросил:
– А мороженое будет?
– Не знаю, малыш, – призналась я, переходя на шепот. – Но, если что, я знаю, где хранят конфеты.
В столовой уже все было готово к приходу гостей. Угощенья были великолепны. Но вряд ли кто-то почувствовал их вкус.
Федор неловко ерзал на своем месте. Бледная и непривычно молчаливая Лара царственно сидела подле него. Расположившийся во главе стола Давид мало интересовался гостями, но с меня глаз не спускал. И пламя пожара казалось райским садом по сравнению с тем, что я чувствовала рядом с ним.
Первым не выдержал Федор. Кашлянув, он спросил робко:
– Как ты, Белль? Мы так…переживали за тебя.
Давид зло усмехнулся:
– Так переживали, что даже похоронили.
– Напрасные хлопоты, – зябко передернула плечами я.
Очередная злая усмешка Давида. И заботливое Федора:
– Неудивительно, что эта ужасная трагедия так повлияла на тебя! Увидев подобное, вовсе не сложно сбиться с пути. Я до сих пор помню те ужасные кадры с места крушения…
Федор не имел ни малейшего понятия о том, о чем с таким пылом вещал. И это хорошо. Ведь я бы злейшему врагу, худшему из злодеев, не пожелала бы оказаться в самом эпицентре двух несущихся навстречу друг другу поездов.
Но объяснять что-либо я даже не пыталась. События той ночи часто являлись ко мне в кошмарах. Но говорить о случившемся вслух я была не в силах.
А в оправданиях своего поступка не нуждалась вовсе. Я сбежала не из-за катастрофы. Она была лишь удачным поводом исчезнуть из собственной жизни.
Федор меж тем разошелся. Поглощенный воспоминаниями о хрониках увиденных репортажей, он с жаром рассуждал о причинах и жертвах, о последствиях и утратах. И тяжелая гнетущая тишина на него не давила – он не заметил ее.
– Заткнись же ты уже!
Окрик Лары прозвучал будто свист хлыста в ясном небе. Я вздрогнула. Федор посмотрел на супругу в замешательстве.
Нервно схватив бокал с алеющим на свету бордо, она сделала быстрый глоток. Тряхнула упрямо головой. Она сидела аккурат напротив меня, и я чувствовала, как кипит в ней ярость. Замерев неподвижно, я желала лишь, чтобы этот ужасный вечер кончился. А еще, чтобы сестрице хватило ума доиграть давно заученную партию.
Но ни то, ни другое не спешило сбыться. Сверля меня взглядом, Лара криво усмехнулась. Небрежно повертев бокал в руке, спросила с усмешкой:
– Ты еще не понял? Наша блаженная принцесса, наконец, прозрела!
Щеки мои запылали. Но надежда все еще теплилась в сердце. Не таясь, я посмотрела на сестру. Она вздрогнула. Но жажда крови, желание реванша были сильнее благоразумия и расчетливости.
Бури не миновать. И бесполезно надеяться на чудо.
Склонившись к сидевшему рядом со мной Кире, я спросила предательски дрожащим голосом:
– Хочешь порисовать в моей студии?
Личико ребенка оживилось. Глаза радостно засияли. Но Лара зашипела в глухой ярости:
– Не смей обращаться к моему сыну!
– Дорогая, ты что? – растерялся Федор.
