Побег от дождя (Вопросы любви) - страница 16

Общение с Дусей вообще вызывало у него двойственные чувства. С одной стороны, в её поведении явственно проявлялись проницательность и незаурядный ум, а с другой – Дуся словно поставила себе задачей раздражать Алексея. Каждая её реплика, обращённая к нему, была наполнена иронией – как правило, не злой, но он не привык быть объектом насмешек, а эта мелкая девчонка с самого знакомства на каждом шагу ставила его в глупое положение. Но от этого желание перекидываться с ней насмешками только росло. Алексей как журналист тоже имел неплохо подвешенный язык, и Дуся оказалась достойным соперником по остроумию.

Так что мысли об их словесных поединках стали посещать его не только в литературной студии. Сидя на лекции, он воспроизводил в памяти её смех, её манеру хмурить брови, когда что-то ей не нравилось, её напряжённый взгляд, когда она была чем-то увлечена.

Под Дусино обаяние попала и Лера. Она прочла все её стихи и рассказы и, буквально, раскрыв рот слушала, когда Дуся заговаривала о творчестве, о своих задумках, а их у этого чертёнка всегда было неисчерпаемое количество.

Алексей, естественно, тоже прочёл то, что дала ему Дуся. Стихи ему понравились: они были глубокие и лёгкие одновременно. Глубокие – потому что она умела подмечать обычно незаметные, но важные моменты жизни, а лёгкие – потому что понятные, без искусственных, надуманных образов. Её слог казался естественным, как она сама. Она писала о ценности дружбы, некоторые стихи были о природе, вернее, её описания наводили на мысли о смысле человеческой жизни. И ни одного стихотворения о любви. «Надо же! – подумал Алексей. – Неужели её это совсем не интересует?»

Листки с текстами Дусе отдавала уже Лера, почти сразу отобравшая их у парня. Отдавая, она долго выражала подруге своё восхищение. Дуся слушала её молча, улыбаясь кривоватой усмешкой (была у неё такая манера – улыбаться только одним краешком губ) и бросала насторожённые взгляды на Алексея. Но он только поблагодарил за стихи и сказал, что они ему понравились.

Выходили из университета они, как правило, втроём, вернее, подруги выходили вместе, а Алексей плёлся за ними, уже плохо соображая, кого их них он сопровождает. Они доходили до развилки и разделялись: Дуся – налево, к метро, а Лера и Алексей шли дальше, к шоссе, к его машине. Он больше не предлагал Дусе подвезти её и так и не узнал, где она живёт.

Декабрь подходил к концу. Москва сверкала разноцветными лампочками, уже месяц как готовая встречать Новый год, так что москвичи уже привыкли к расставленным повсюду ёлкам и перестали вообще вспоминать, что они означают. А студентам и вовсе было не до ёлок – сессия в разгаре. В студии народу поубавилось: в экзаменационной гонке не многим удавалось выбрать время для творчества. Однако двадцать седьмого числа всё-таки решено было собраться по случаю грядущего праздника. Собрались не все, но Алексей и Лера пришли. Она – несмотря на усталость, нехватку времени и синяки под глазами от недосыпа. Журналист шёл на праздник, вспоминая, как в прошлый раз он явился сюда в качестве гостя.

Всё-таки Мария Ивановна умела создавать тёплую атмосферу! Студенты читали стихи, многие дарили друг другу небольшие подарки, поздравили, естественно, и Марию Ивановну. Потом пили чай с печеньем – Дусиным. Оно было в форме фигурок разных животных, и Дуся веселилась, угощая приятелей той зверюшкой, которая, по её мнению, подходила именно ему или ей. Алексею достался лось. «С рогами!» – хохотнул кто-то. Улыбка мгновенно слетела с Дусиного лица, она сверкнула глазами на неудачно пошутившего и с презрением произнесла: «Если бы ты видел живого лося, то знал бы, что это очень красивое и грациозное животное». Но тут один уголок её губ приподнялся. «А это тебе. С Новым годом!» – она протягивала шутнику песочного барашка. Тут уж грохнули все, даже Лера.