Побеги древа Византийского. Книга первая. Глубинный разлом - страница 10



Свадьбу назначили на апрель. Накануне будущая императрица прибыла в рыцарскую академию на окраине Вены, откуда по традиции невесты императоров торжественно въезжали в столицу.

Вечером от сильного волнения Елизавета расплакалась.

– Сиси, что с тобой? – занервничала Людовика, боявшаяся, что с дочерью случится припадок и свадьба будет отложена. – Соберись, девочка моя, ведь это радостный день!

Елизавета согласна кивала головой, но рыдания её не прекращались. Вокруг бегали нянюшки, подавали воду и напитки, но никто не мог успокоить девушку.

Однако к утру невеста всё же смогла взять себя в руки и в карете, расписанной самим Рубенсом, выехала в Хофбург – зимнюю резиденцию Габсбургов, где её встречал император. Оттуда молодожёны направились в церковь на венчание.

На Елизавете было роскошное платье, её великолепные волосы украшала подаренная свекровью диадема. Трепещущая в ожидании предстоящей церемонии, Елизавета, выходя из кареты, зацепилась за её дверцу, и диадема едва не упала с головы.

– Наберись терпения, – шепнул жених, – мы быстро забудем весь этот кошмар.

Но кошмар для молодой императрицы только начинался. Буквально с первых дней восшествия на престол она почувствовала себя словно в мышеловке. Вот только шанса изменить свою жизнь для неё уже не существовало. Быть императрицей – это навсегда.

Свекровь со свойственной ей жёсткостью начала лепить из тонкой, нежной, чувственной девочки некое подобие сфинкса – свою копню. Дворцовая жизнь и отношения между приближёнными к императорскому двору показались Сиси ярчайшим проявлением притворства и лицемерия. А важнейшему правилу, господствовавшему над всем этим царством цинизма, – «казаться, а не быть» – Елизавета в силу своего характера следовать была не в состоянии. Она дичилась всех и вся, никому не доверяла, выказывая почти неприкрытое презрение.

Через два дня после свадьбы Франц уже работал в своём кабинете в Шёнбрунне по раз и навсегда заведённому распорядку.

– Милый, – пыталась достучаться до супруга Елизавета, – ты даже представить себе не можешь, как мне тяжело!

– Пойми, Сиси, это принятый ещё моим дедом дворцовый этикет, который необходимо соблюдать, находясь на имперском троне.

– Но твоя матушка ограничила круг моего общения аристократическими семействами – двадцатью тремя мужчинами и двумястами двадцатью тремя женщинами. Эти люди скучны и неинтересны!

– Я очень люблю тебя, Сиси, но я уважаю свою мать, которая заботится о государственных интересах и о нас с тобой. Наберись терпения! Постепенно ты привыкнешь, а потом мы с тобой отправимся путешествовать.

Елизавета была в полном отчаянье, она не знала, чем занять себя, и часами сидела перед клеткой с попугаями, пытаясь научить их говорить.

Через две недели после свадьбы она написала стихи:

Я проснулась в темнице,
На моих руках оковы.
Мною всё больше овладевает тоска —
А ты, свобода, отвернулась от меня!

Когда императрица родила дочь, свекровь тут же забрала её в свои покои и назвала собственным именем. Елизавета пришла в отчаянье, душа её испытывала неимоверные муки, она была на грани нервного срыва.

– Сиси, родная, что с тобой? – как-то обратил на неё внимание император, оторвавшись от постоянного просмотра бесчисленных документов, в которые был погружён целыми днями.

– Ничего, милый. Я просто схожу с ума.

– На тебе лица нет! Что-то случилось?

– То, что случилось, уже не исправить, – загадочно произнесла она.