– Иваныч, ты что? Проснись! – не выдержал длинной паузы парень и толкнул приятеля легонько локтём. – Нас же арестовали. Сейчас припишут мошенничество и…
– Как арестовали? – словно, выйдя из комы, с испугом взглянул
на юношу Шаров.
– Вот так! – развёл руками Евгений.
– Мы же по-честному… просто я видел… ведь мыслями
работал…
– Только не вздумай признаться в этом, – перебил его
Овсянников, – а то, жуликами будем. Иногда правда, может ох как навредить. Ты со мной согласен, третий глаз?
Иванович скромно промолчал.
Их привезли в отделение и закрыли в камере. Там сидели ещё двое молодых парней. Женька подсел к ним.
– А вы, парни за что здесь? – спросил он.
– Не знаем, – ответил очкарик. – В автоматах играли,
выиграли чуток, так нас и задержали, жуликами обозвали и сюда. Мне кажется у них это система. Милиция на казино работает, деньги в казино возвращает. Говорили мне друзья про эти дела. С ними такое же случалось. Обвиняют ни за что, потом отпускают с пустыми карманами.
«Точно! – мелькнуло в голове у Женьки. – Ведь они два брата. Один обвиняет, а другой отбирает?»
Женька оживился, от того, что быстро сообразил о замысле комбинаторов, и от того, что не одни они с Юрием Ивановичем попались зубастым хищникам на живца. Парень незамедлительно принялся объяснять всевидящему и могущественному другу ситуацию, в которую угодили. Шаров внимательно слушал и с возмущением покачивал головой. Он впервые в жизни содержался под стражей и по складу педагогического характера, ему было стыдно в первую очередь за себя, потом уже на втором плане сердце жгла обида, но не личного плана, а масштабная, всенародная. В сознании рушились человеческие ценности, в которые он свято верил. Не мог даже представить, что люди, которым доверено оберегать престиж страны, могут пользоваться служебным положением в сугубо личных, корыстных целях, и своими действиями позорить звание народного защитника.
Вскоре дверь камеры растворилась, и к ним вошёл выводной. Он прошёлся мимо задержанных по бетонному полу, цокая подкованными ботинками, держа в руке резиновую дубинку, слегка пошлёпывая ею себе по ноге. По манере поведения напрашивалось предположение о желании, агрессивно настроенного служителя этих стен, испытать милицейский стимул на ком-нибудь из присутствующих.
– Выходите! – рявкнул он, показывая дубинкой на Шарова и
Женьку. – Лейтенант вас ждёт.
Евгений поднялся, а задумчивый Шаров продолжал сидеть, отвлечённо, смотря вниз, не реагируя на команду сержанта.
– А, ну, быстрее! Шевелись! – заорал милиционер и приложил упругой битой по спине Юрию Ивановичу.
Тот неожиданно вздрогнул, ощутив жгучую боль между лопаток. В этот момент его тихая, скромная натура взбунтовалась. Шаров резво вскочил на ноги. Округлив глаза и сжав кулаки, Юрий Иванович готов был броситься на своего врага, иного определения распоясавшемуся молодчику он дать не мог. Но нравственная конституция души удержала его от сиюминутного желания. Он выпрямился в струнку и вспомнил, каким даром его наградил громовержец.
– Смирно! – вскричал Шаров громко и властно, гневно
взглянув в глаза молодому архаровцу.
Женька невольно выполнил ещё не забытую армейскую команду, будто она предназначалась и ему, совсем не ожидая резкого и пронзительного выкрика от Юрия Ивановича, который, казался ему, совсем не способным на эксцентричные выходки. Милиционер подернулся, словно ужаленный, щёлкнул каблуками и вытянулся перед Шаровым, прижав руки по швам.
