– Колитесь, принц, – Микко покачала головой. – Нас обманывать смысла нет. Если что-то и случилось, рассказывайте прямо.
И тогда Дариэл, набрав в легкие побольше воздуха, все же признался:
– Принцесса проснулась. Я ее разбудил.
– Принцесса? – переспросила Микко. Голос ее прозвучал как-то по-другому, слишком тепло.
– Проснулась?.. – уточнила Летта. А ее голос почему-то дрожал.
Кита тявкнула, будто отвечая одновременно обеим: «Верно». Она была прерадостная и, кажется, даже гордилась за хозяина.
Так много вопросов – и ни один из них не ставит под сомнение роль в том самом пробуждении Дара. Наверное, такое доверие многого стоит.
***
Риччи рассказала ей все.
Десятки, сотни, тысячи раз, перед сном, за завтраком, после обеда, в каждое свободное мгновение Риччи представляла себе, как пройдёт этот их разговор. Голос ее будет уверенным, взгляд спокойным, и она обязательно убедит Аделин в том, что все, конечно, изменилось, но обязательно вот-вот исправится, не станет, конечно, как прежде, но наладится, вернется на круги своя, и Аделин тоже вернется, во дворец, к отцу, она станет королевой, как ей предсказывали, и Риччи даже исчезнет не сразу – дождется, пока Аделин уверенно встанет на ноги, побудет ей матерью, раз уж настоящая мать пропала в неизвестном направлении десять лет назад, о чем Аделин, конечно же, не могла знать, ибо спала…
Но Риччи с головой захлестнули чувства.
Она так долго держала их в себе.
Все эти десять лет Риччи могла рассчитывать только на себя, она изо всех сил пыталась держать во внимании всё происходящее, и это получалось у нее до тех пор, пока во дворце не появился Дар…
Который смог сделать то, на что Риччи, конечно, надеялась, но в чем очень сильно сомневалась, потому что (часто целеустремленные личности об этом забывают), она ничем не отличалась от всех прочих, она тоже могла колебаться и теряться, просто проживала это внутри себя, не выставляя на всеобщее обозрение.
Аделин проснулась.
Когда очень сильно чего-то ждешь, то теряешь всякую веру в то, что однажды оно всё-таки произойдёт.
– Что ты желаешь узнать сначала? – спросила Риччи, когда Дар ушел.
Ей так сильно хотелось прижать Аделин к себе, но она не решалась это сделать. Она чувствовала себя виноватой. Она и была виноватой. Риччи не смогла уберечь Аделин от этого сна-проклятия. Не фрейлины принцессы, не дворцовая стража, – именно она. Ибо это Риччи поклялась Великой королеве (когда-то своей старшей сестре Мел), что будет оберегать Аду больше, чем свою жизнь.
– Сколько я спала? Несколько дней, так? Мне почему-то кажется, что очень долго. Та роза… она оказалась ядовитой, и я уснула?
– Это хороший вопрос… – произнесла Риччи. Слова давались тяжело. – Роза была не ядовитой, но проклятой. Впрочем, она и сейчас есть, я покажу тебе, если ты захочешь. И спала ты, пока тебя не разбудит нечто…
– Сколько? – Аделин побледнела. – Это действительно мой дворец? Сколько?..
– Действительно твой. Десять лет… Ты спала десять лет. И двадцать восемь дней, если быть точными.
– Десять лет?..
Принцесса подскочила с кровати и покачнулась. Риччи поднялась следом, поддержала ее за плечи. Аделин была выше ее на полголовы, хотя фея помнила её совсем ещё малышкой…
– Это не шутка? – спросила Аделин.
Ее глаза – близко-близко. И в них разгорается нешуточный янтарный огонь. Рот приоткрыт – принцесса тяжело дышит. На щеках проступают красные пятна. Растрепаны кудри волос.
