***
Чтобы описать чувства Ады, не хватит слов. Не справится с такой задачей ни охочий до словосплетений поэт, ни бард, за жизнь свою поведавший народу тысячи историй. Ада и сама не могла описать собственные чувства, хотя и проживала их в полной мере. Она сидела, обняв подушку, и точно в безвременье погружалась, как будто десяти лет этого безвременья принцессе не хватило. Ада легко качалась из стороны в сторону, рассматривая стоящий напротив кровати белый шкаф (одна его створка почему-то была приоткрыта). И пыталась думать. Вот только никак не думалось.
Идеально черная пустота.
Пожалуй, оставлять Аду сейчас в одиночестве было не самым умным решением. Но Риччи, которая и сама нуждалась в нем, всё же ушла.
Принцессы не должны ругаться, согласно установленным предрассудкам.
Ада обзывала себя самыми худшими словами из всех, что смогла вспомнить.
Свободы захотелось. Ну да. Конечно. Показать свою невероятную самостоятельность, прямо-таки ключом бьющую. Что вы, что вы, фрейлины, я уже взрослая, я срываю цветы каждое утро и один раз в два дня по вечерам, я знаю, что делаю, и мне плевать, что вы там думаете…
Ада уже почти встала, чтобы дойти до тети и узнать, что стало с фрейлинами и учителем. Но потом вспомнила, что не знает дороги, и села обратно.
Хотя вообще-то это ее дворец. Подарок от отца, который он так и не преподнёс лично.
И узнать основные его дороги было бы неплохо. Но там, за дверью, такая чужая, незнакомая жизнь… Совсем чужие люди со знакомыми лицами. Даже Микко. Как теперь смотреть ей в глаза? Ада и раньше-то смотреть не могла, еще до сна. Стыдно было. Это она начала отдаляться от Микко, не Микко от неё. Микко была верной, даже чересчур, она на все была готова, и Аде это не нравилось, она не хотела, чтобы кто-то к ней привязывался, и уж тем более не решалась привязываться в ответ…
Что сказала бы мама, узнай она о глупости, которую сотворила Ада? Разочаровалась бы в дочери по полной, в этом не стоит даже сомневаться. Мама и без того была разочарована во всём, что окружает её; и пусть дочку она любила искренее, от действительно не удавалось убежать: маме Ада принадлежала лишь наполовину, ровно настолько, насколько она же принадлежала этому враждебному миру.
Мама, мамочка. Где же ты сейчас? На что смотрят твои глаза? Не на полную, идеально чёрную ли пустоту?
Ада откинула крышку корзинки, которую тетя забрала у Того Самого.
Даже еда поменялась. Вроде бы такая же, но другая. Вот что это, например? По форме орехи… по вкусу тоже. Но зачем эта яркая сладкая обертка?.. А это что? Похоже на пирожное, но начинка совсем непривычная, слишком горькая… А Ада ведь многое за свою жизнь попробовала…
Да ведь и Тот Самый тоже не остался прежним. Ещё бы он остался прежним. Риччи сообщила – ему шестнадцать. Те шестнадцать, которые ближе к семнадцати. Но Ада ничуть не лгала, когда говорила, что помнит его маленьким. Она действительно помнит его ребенком. Воспоминания об его отце, Идвиге, память принцессы тоже бережно хранила. Ада бывала в гостях у северной Сведрии, пусть и недолго. Когда Аде исполнилось тринадцать, отец стал брать ее с собой в редкие недалекие путешествия. Чтобы училась дипломатии, мол. Отец помешан на дипломатии. До сих пор ли, интересно?.. Или это увлечение осталось в прошлом? Вместе с дочерью…
И что же ей теперь с ним делать? Не с отцом, о нем она подумает попозже. С Дариэлом-то… Даром. Она ведь что-то ему должна? Полкоролевства или хотя бы свое сердце? Ада не привыкла разбрасываться ни тем, ни другим. А он ещё и поцеловал её. Украл первый поцелуй принцессы, обещанный кому-то другому. Самовольно ворвался в её мир и настолько раздразнил душу, что та пробудила тело.
