И вот, пожалуйста.
Изменение, определенно, произошло. Нужно написать письмо как можно скорее. Отдать его Ниилу. Пусть бежит до деревни, ищет гонца. Долго ли ему осталось бегать? Или совсем скоро вернется на свои городские улочки, продолжит караулить рассветы?..
Ваше, понимаете ли, величество.
Хорошо…
С пера легко соскользнули первые слова.
«Ваше Величество!
Спешу сообщить вам известие, которое наверняка вас воодушевит.
Сегодняшним числом, рано утром, принцесса Аделин…»
Риччи задумалась. С дорогого, качественно пера неожиданно соскользнула жирная капля. Письмо было испорчено. Скомкав листок, Риччи бросила его куда-то в угол. Когда-то ей доводилось по несколько дней жить у одного поэта, и делал он точно так же. Раньше он был довольно известен – как среди молодёжи, так и среди людей постарше. Наверное, потому что писал на темы, близкие всем возрастам; и писал так, что каждый в его строчках мог обнаружить нечто своё. Однако последние лет восемь об этом поэте ничего не было слышно. Вскоре после того, как уснула Аделин, издательство выпустило его сборник стихов, и этот сборник, неожиданно для всех поэтовых почитателей, стал последним. Надо будет написать ему, спросить, как поживают стихи. Если он, конечно, вспомнит, кто такая Риччи. Ибо он от недостатка общения никогда не страдал. Каждый день с кем-то знакомился, а с кем-то прощался. Тут легко все имена позабыть и перепутать.
Сначала, правда, было бы неплохо письмо королю закончить… Точнее, начать новое.
Нет, и все же – кто сообщает такое в письмах? Тут вслух-то не объяснишь всех деталей, хотя по ходу рассказа собеседник может задать уточняющие вопросы. Как же это описать на бумаге? А лично тоже не приедешь, иначе гости дворца и его местные обитатели тут погром устроят. И Ниила не отправишь. Ниил еще и сам не знает ничего.
«Ваше Величество! Спешу сообщить вам известие, которое наверняка вас воодушевит. Сегодняшним числом, рано утром, принцесса Аделин была пробуждена ото сна, то есть, другими словами, проклятие снято. Принцесса чувствует себя удовлетворительно, пытается осознать происходящее. Все подробности сообщу позже».
Ну и когда это позже наступит?
И нужно ли писать о Даре?
Какая же гадость эти письма! Это же как надо было не любить человечество, чтобы их придумать. С другой стороны, только письма и книги спасали Риччи все эти десять лет заточения. Только так она могла (точнее, позволяла себе) удерживать связь с миром. Когда становилось совсем невмоготу, фея совершала короткие вылазки: по своему ли королевству, по соседнему. Их было немного – хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать. И каждая такая вылазка имела определенный смысл. А те, что изначально планировались бессмысленными, развлекательными, оканчивались знакомством с теми, кто сейчас помогает Ричиэлле, верой и правдой служа Дворцу роз.
А к королю так просто тоже не попадешь. Исключения никому не полагаются: ни высокородным гостям, ни даже семье. Ада, помнится, давным-давно жаловалась: отец не может найти время даже на собственную дочь.
«Несколько дней, – продолжила Риччи, – принцессе следует еще побыть во дворце и прийти в себя. Затем».
И что же будет затем? Если король и давал какие-нибудь указания, то по прошествии лет они забылись.
К первому скомканному листу бумаги присоединился второй. Риччи достала из стопки третий, еще не тронутый. Перо запорхало над ним быстро-быстро (и, пожалуйста, – никаких боязней).
