– Я останусь здесь, – ответил он наконец.
– А ваш друг? Тоже остается здесь? – спросила я.
– Его планов я не знаю, но уверен: у него слишком чувствительный нос, чтобы надолго задержаться по соседству с хлевом.
Постоялец галантно распрощался с нами, и вот я уже смотрю, как он скачет прочь на своем могучем вороном жеребце – у этого черного, как ночь и норовистого коня даже дыхание было шумным и зловещим, как у огнедышащего дракона. Такой и впрямь мог разрушить стойло – и его просто невозможно было принять за кобылу. Я улыбнулась воспоминанию, удивляясь, зачем Рейфу понадобилось дразнить приятеля. Странная парочка друзей, ничего не скажешь.
Когда Каден окончательно скрылся из виду, Паулина улыбнулась:
– Значит, это Рейф.
Я промолчала и уселась верхом на Отто. Кажется, сегодня Паулина твердо решила посвятить день обсуждению моих отношений, сначала с Берди, а потом с… кем-то еще. Уж не потому ли, что ее саму мучило желание поскорее соединиться с Микаэлем? Я не любила беспокоить богов сверх обязательных обрядов, но сейчас прижала к губам два пальца и вознесла молитву о том, чтобы Микаэль возвращался поскорее.
* * *
Терравин был мал, и именно в этом заключалась немалая часть его очарования. От постоялого двора Берди, прижавшегося к горам на южном конце городка, до первых торговых кварталов на северном можно было добраться минут за пятнадцать – а если не связываться с тремя невозмутимыми ослами, которые вообще никуда не торопились, и того быстрее. Я вертела головой, изучая разноцветные яркие домики и магазины. Паулина рассказала, что эта традиция зародилась много веков назад. Женщины в рыбацкой деревушке выкрасили свои хижины разными красками, чтобы мужья, ушедшие в море, издалека могли узнать стены своего дома и вспомнили, что их возвращения дожидаются жены. Женщины верили, что таким способом они оберегают своих любимых, чтобы те не заплутали в море.
Можно ли уплыть в море так далеко, чтобы не найти дорогу к дому? Мне самой не доводилось заходить в море дальше, чем по колени – в обжигающе холодную воду Шафранного моря во время редких семейных пикников. Мы с братьями гонялись друг за другом по пляжу и собирали красивые ракушки с … моим отцом. Давнее воспоминание ворвалось, как порыв ледяного ветра. Так много других воспоминаний громоздилось поверх, что оно казалось давно потерянным. Я была уверена, что отец никогда не вспоминает тех поездок. С тех пор он слишком сильно изменился, стал другим человеком. Что ж, я тоже стала другой.
Мы с Паулиной понемногу продвигались на север по узкой верхней тропе, шедшей параллельно с широким трактом, проходившим ниже. Солнечный свет пробивался сквозь деревья и неровными пятнами падал на дорогу перед нами. Таких неприметных тропок здесь было немало – они шли через Терравин, петляли по склонам окрестных холмов, поход по каждой из них сулил удивительные открытия. Когда по одной из них мы спустились к центру городка, стала видна Сакриста – непомерно громадное сооружение для такого небольшого селения. Видимо, терравинцы особенно истово поклоняются своим богам, подумала я.
С одной стороны лежало кладбище, такое древнее, что от некоторых надгробий были видны только плоские каменные плиты. Украшения, надписи, знаки заслуг давно стерлись, а люди, лежащие в могилах, потерялись в истории, и все же перед некоторыми камнями и теперь светились алые стеклянные фонарики со свечами поминовения.
