– Откройте сами.
Лео затянул ручной тормоз, вышел из машины и подошёл к воротам. Они были заперты только на засов, до которого можно было без труда дотянуться рукой. Тяжёлые створки распахнулись без малейшего скрипа.
Лео въехал в ворота и сразу остановился. Дорожка, обсаженная старыми платанами, огибала дом. Лео вышел, запер ворота на массивный засов и объехал дом с обратной стороны, чтобы микроавтобус не было видно от дороги. Он поставил машину в тени деревьев, возле низкой ограды из природного серого камня, разделявшей двор и запущенный сад. Лео помог Крамеру выбраться из машины и спросил, куда поставить велосипед. Крамер показал. Его глаза блестели, а лицо утратило бледность. Лео поставил велосипед у задней стены дома, рядом с помятым мусорным баком. Крамер стоял рядом и смотрел на татуировку.
– Давайте я угощу вас кофе, – сказал он.
– Давайте.
Крамер уже почти не хромал, когда они подошли к дверям. Крамер вынул из кармана небольшой блестящий, похожий на рыбку ключ и отпер дверь.
– Прошу, – сказал он, открывая перед Лео прохладное нутро дома.
Длинный коридор, отделанный дубовыми панелями. Слева в темноту уходила лестница. Впереди светлела гостиная, из-за дверного проёма выглядывал угол кожаного дивана. На стене среди гравюр висело дорогое охотничье ружьё «Э. Д. Чёрчилль» с коротким стволом. У деда Лео было такое же, только ореховый приклад был другого оттенка. Лео нигде ничего не слышал и не читал о том, что Крамер хоть единый раз бывал на охоте.
– Может, партию в шахматы? – спросил Крамер. Его глаза блестели, как в лихорадке. Видимо, ЛСД уже оказал своё действие, запустив свои невидимые щупальца прямо в мозг старика. Он снял панаму и бросил её на пол.
– С удовольствием, – ответил Лео.
***
Впервые Лео узнал Крамера не как писателя, а как автора шахматных этюдов. Дед Лео приобщил его к шахматному искусству с пяти лет, и мальчик с первых уроков проявил недюжинные способности. Часами он просиживал за пятнистой доской, иногда с дедом, иногда один, разбирая самые хитроумные комбинации. Отец Лео не поощрял его склонностей, но родители почти всё время проводили в деловых поездках, и времени на игру оставалось достаточно. Бесконечные летние каникулы Лео проводил у деда, в его загородном доме в предгорьях Центрального Массива. Бабушка тоже была, как и братья с сёстрами, но почему-то они всегда присутствовала только на заднем плане, ускользая от прямого взгляда. Дед с бабкой были эмигрантами первой волны, они уехали даже ещё до октябрьской революции, ещё молодыми и бездетными. Дед испытывал отвращение к любой торговой и производственной деятельности, но, тем не менее, быстро разбогател. К тому времени у него уже успели родиться дочь и сын, отец Лео. Дед никогда не звал внука Лео, только Лев. «Лев прав, – говорил дед, и добавлял – Лев Глебов – прекрасное стародворянское сочетание». Он не уставал подчёркивать древность своего дворянского рода, постоянно поминая столбовые книги. Лео тоже считал, что с фамилией ему повезло, поскольку любой полуграмотный француз легко мог прочесть Gleboff на любом документе. Дед часто поминал своего знакомого по фамилии Болховитинов, чьё имя постоянно становилось преградой для чиновников разного ранга. Дед считал, что Болховитинов ему завидует, поскольку, не смотря на древность фамилии, Болховитиновы не числились среди столбового дворянства.
