Брошь на груди придавала смелости, раньше я чувствовала сродство с амулетом Лив, а теперь у меня был собственный. И никто почему-то не стремился его отобрать.
Но об этом я тоже подумаю позже. Как и о том, почему амулет обостряет Силу, как так вышло, что теперь я чувствую в служанке совсем другую девушку, что-то в моей черноволосой спутнице изменилось. Да так, что и не признать в ней прежнюю Мектильду, как ни старайся.
— Вы готовы, фронньер? — строго спросил мужчина, одетый стражником.
Позади него теснились ещё двое, было забавно видеть, как крепкие мужчины, выше меня на голову, стараются укрыться за спиной начальника, а их пальцы, сжимающие рукоятки коротких мечей за поясом, стиснуты до неестественной бледности.
Я бы могла проникнуть в души каждого из них, понять, есть у них другая сущность, как у скальдов, но не хотела тревожить Силу. Она уже недавно показала, что не всегда будет подчиняться моей воле.
— Готова. Куда меня поведут?
На этот вопрос главный стражник прищурил светлые глаза и только махнул рукой, призывая следовать за ним по доброй воле.
Я не собиралась сопротивляться. Крепла уверенность, что я иду навстречу своей судьбе, как и тогда, когда мы, четыре изгнанницы, сидели в каюте корабля, бросаемого ветром по волнам Свирепого моря.
Я оглянулась на пороге. Мектильда, устремившаяся было следом, вдруг остановилась и посмотрела поверх моей головы.
— Ей велено остаться, — произнёс мелодичный девичий голос. Это была одна из доверенных служанок Славной Лив, носившая зелёные цвета своей госпожи.
Я не стала унижаться и спрашивать, почему так. Понятно, что скальда хотела наказать только меня.
Молча спустилась по лестнице, ведущей в подвал, и когда за спиной закрылась дубовая дверь, и я услышала шум опускающегося бревна, служащего запором, ничуть не испугалась темноты, ждавшей у подножия лестницы.
Пахло плесенью и сыром, немного тёмным хлебом. Когда-то я бы не притронулась к такой простой еде, но теперь от одного запаха голова закружилась, и рот наполнился вязкой слюной.
Меня привезли к Славной Лив, но не дали перекусить ни кусочка, не считая киселя из морозных ягод. Утром я сама отдала свой завтрак Эрине и Виктории.
Голод притупляет чувство опасности, поэтому я смело спускалась по лестнице, чувствуя, что в подвале никого нет. Это не была темница, и хоть в тишине попискивали мыши, но мне не придётся спать на грязной соломе. Стоило сойти с последней ступени, как амулет на груди засиял неярким, ровным светом, показав, где я нахожусь.
Значит, я угадала: моей тюрьмой оказался подвал, в котором хранилось съестное. Я отщипнула холодного хлеба, отрезала коротким ножиком, привязанным к сырной головке, и закусила молодым солёным кусочком, отпила из кувшина медового напитка, и почувствовала, что не в силах сделать ни шагу. Не беда, осмотрю подвал позже.
Я давно научилась доверять чутью. Если оно говорило, что сейчас надо сесть на тюк с зерном, стоявшем у стены, и закрыть глаза, то так я и сделаю. Неудобства перетерплю, а там что-то да случится. Такая Сила, какая живёт во мне, не даст сосуду, в который заключена, пропасть.
Я сразу провалилась в сон. Он был таким ярким, что я не могла сказать: то ли сплю, то ли проснулась.
Леди-мать стояла на балконе. Я видела её тонкую спину, изящные руки, красивые белоснежные волосы, спускающиеся до колен.
Моя королева была невероятно красива и сильна. Никто не мог сломить её. Она всегда была для меня идеалом женщины, сумевшей править целым королевством.
