«Тебя ждала, чтоб вместе свалить» – веская причина, ничего не скажешь.
В общем, Кира – это тот спасательный канат, который потихоньку вытаскивал меня из скорлупы.
Скатываемся по ступенькам с третьего на первый этаж; Скорину не волнует, что сегодня суббота, и я планировала поспать хотя бы до десяти. И судя по тому, что в левой руке она держала скейтборд, меня снова не ждёт ничего хорошего.
– Ты, наверно, шутишь? – спрашиваю с недоверием.
Может, она его прихватила, чтобы по дороге выбросить на помойку?
– Ничуть, – шлёт милую ухмылочку, руша мои надежды на спокойный уик-энд. – Вдруг это твоё призвание?
– Ну, конечно. Скорее уж последнее, что я сделаю в этой жизни...
– Уф, не будь такой пессимисткой! – включает режим «строгой мамочки». – Раз уж ты на скейт так скептично настроена, не буду говорить, какие у нас планы на лето. И вообще, я всё равно уже тебя вытащила, так что подбираем сопельки и мчим навстречу приключениям.
Она так заразительно улыбается, что губы сами растягиваются в ответной улыбке. Не помню и дня, чтобы я устояла перед её напором сделать что-либо, и вовсе не потому, что у меня нет стержня – просто Кира умеет убеждать. Ей стоит только намекнуть на то, что если я не соглашусь на это, то меня ждёт что-то страшнее – например, прыжок с тарзанки – и я уже готова бежать на гимнастику, в хор и куда угодно ещё: жутко боюсь высоты, хотя большую часть жизни прожила на восьмом этаже.
– А почему скейт всего один? – интересуюсь, пока подруга роется в багажнике новенького кроссовера, заваленного вещами «на все случаи жизни».
– Умм?
– Если ты хочешь, чтобы мы катались вместе, нужен второй. Но я, в общем-то, могу и просто посидеть на скамейке.
– Да прям щас, – закатывает глаза. – Он один, потому что за тобой нужен глаз да глаз, а я не могу одновременно кататься и смотреть за тем, чтобы ты не сломала себе шею.
– Так давай ты будешь кататься, а я буду наблюдать со стороны и ставить тебе оценки? – предлагаю выход, улыбаясь так, будто это единственный вариант.
– Можешь не стараться, потому что тебе всё равно не отвертеться. Ты должна хотя бы попробовать, и если ничего не выйдет, так и быть, можешь просто постоять в сторонке.
По тону Киры понимаю, что это максимум милосердия с её стороны, на который я могу рассчитывать, так что приходится согласиться. Вот она вытаскивает из багажника чёрную спортивную сумку, наверняка забитую доверху всякими защитными штуками, и вешает её на плечо.
– Мы что, пешком пойдём? – в ужасе открываю рот.
До парка, где недавно по просьбам страждущих построили крытую площадку для велосипедов, самокатов и скейтбордов, около шести кварталов, и пешком такая прогулка растянется минимум на час – с моей-то скоростью ходьбы в полусонном состоянии.
– Это полезно для здоровья, – тоном заправского тренера изрекает. – Как раз успеешь проснуться, пока мы дойдём.
– Точнее, дотащимся, – стону. – Зачем вообще ходить, когда есть машина?
– За шкафом, – посылает мне оскал в тридцать два зуба. – Ну и чтобы на твоих боках не выросла ещё парочка лишних кило.
На самом деле я никогда не была толстой; не потому, что боюсь признаться в проблемах с лишним весом, а потому, что для меня это физически невозможно. В то время как девушки были готовы продать душу ради того, чтобы похудеть хотя бы немного, я молилась за то, чтобы чуть-чуть поднабрать. Я могла есть мучное и сладкое, жирное и жареное на ночь – к слову, я набираю себе целый поднос на обеде в университетской столовке – и при этом оставаться такой же худой, какая есть. При моём росте в метр шестьдесят семь я весила всего пятьдесят шесть килограмм, и не было ни одного намёка на то, что хоть какой-то из этих параметров изменится. Долгое время я казалась себе чрезмерно худой и переживала из-за этого, а после смирилась: сколько ни обтачивай камень, в золото он не превратится.
