Под колесами тихо шелестит асфальт, свет фонарей скользит по напряженному лицу отца, и я чувствую укол вины между ребер.
– Прости. Я не хотела срываться на тебе.
– Это нервы, – с пониманием отвечает он.
– Пап, я благодарна за поддержку. Правда. За студию и…
– Милая, студия – всего лишь костыль. Он поможет встать, но не излечит. Понимаю, тебе нужно время, но не стоит думать, что его у нас в достатке. Оно уйдет так быстро, что и оглянуться не успеешь. Ты подарила Сереге десять лет. Думаю, с него хватит. Не отдавай ему еще больше.
Мои глаза наполняются слезами, и ладони касается сухая горячая рука. Отец сжимает мои пальцы, и я смотрю на него без тени смущения за свою слабость. Он всегда понимал меня лучше всех, всегда был моей опорой. Именно на нем держится вся наша семья. На его чуткости, стойкости и мудрости. Он всегда знает, что сказать или сделать, чтобы защитить каждую из нас.
– Не отдам, – всхлипываю я, крепче сжимая его руку, чтобы показать серьезность намерений.
– Вот и умница, – широко улыбается он и отнимает руку, чтобы переключить передачу. – А теперь помчали домой. Гости ждут.
– Гости? Так поздно? Уже почти десять.
– У них были занятия до восьми. И один, точнее одна из них, не совсем гость.
– Пап, хватит юлить.
– Нас посетил Вла-а-ад… – тянет он с легкой хрипотцой, подражая героям старых фильмов ужасов, которые так обожает.
– Серьезно? Это сегодня?
– Да. И мне не терпится познакомиться наконец-то с новым зятьком.
– Пост сдал, пост принял, – нервно усмехаюсь я.
– Надеюсь, он будет поумнее Сереги.
– Пап!
– Что? Вы почти развелись, я больше не обязан делать вид, что он мне нравится.
– А я-то думала, вы с ним ладите.
– Ладили. Пока он тебя не обидел.
– Никто меня не обижал!
– Пусть будет так, – вздыхает он и прибавляет газу.
На обшитой деревом террасе горят кованые фонари, освещая небольшой круглый стол. В глубине двора блуждают тени, скрываясь в ветвях вишневых деревьев, а в воздухе витают ароматы выпечки и сладость летней ночи, разбавленные запахом влажной земли из клумб, в которых цветут горячо любимые мамой георгины. Отец и мать сидят рядом друг с другом в плетеных креслах с подушками, внимательно слушая рассказы Карины и Влада, которые разместились на небольшом диванчике. Я же полулежу в кресле-качалке, наблюдая, как вместе со мной покачивается в бокале красное домашнее вино, что так приятно расслабляет тело и мозг. Все по парам. Красота.
– Может, все-таки вина? – предлагает папа. – Эрика – просто мастер. Я даже как-то хотел ей производство организовать, но она все отказывается.
– Вань, хватит детей спаивать, – осекает его мама.
– Они уже давно не дети.
– Спасибо, Иван Михайлович, но я правда не пью, – отвечает Влад. – Вообще. Совсем.
– А что так?
– Непереносимость.
Замечаю на себе выразительный взгляд сестры и, ухмыльнувшись, салютую ей бокалом. У меня-то непереносимости нет, только побочные эффекты мучают, но от маминого вина эффект лишь один – сплю как убитая, что сейчас, кстати, больше плюс, чем минус.
– Мы и без вина неплохо сидим, – говорит Карина, а Влад тут же с ней соглашается.
И это правда. Поздний ужин прошел очень даже хорошо, как и первое официальное знакомство Влада с нашими родителями. Он приятный парень, веселый, открытый, еще и танцор. Не стесняется говорить о себе, умело сыплет комплиментами, даже мне досталось немного. Неудивительно, что Карина витает в облаках последние несколько месяцев.
