Ухоженные палисадники пестрят всевозможными цветами. Их ароматы превращают воздух в тягучую субстанцию. Она рекой заполняет всю улицу, медленно текущую в послеобеденном мареве. Пчелы лениво переплывают от берега к берегу, прямо перед носом, не обращая внимания ни на меня, ни на мои проблемы. А мои вымученные вопросы им вообще до жала.
– Как я тут оказался?
– Оказззззался? Ззззначит, сам дурак. Зззззануда!
А вот металлические цифры 3 и 8. Они прибиты на красную калитку. Но красная тут не только калитка. И забор, и дом, и штакетник вокруг заброшенного палисадника. И даже крыша. Крыша тоже красная. Красная труба и такие же оконные рамы. Я знаю, что в древнерусском слово «красный» означало «красивый». Но тут все такое не в этом смысле. Оно просто все выкрашено в атомно-красный цвет. Бывшим хозяевам удалось спереть цистерну краски этого восхитительного цвета, вот они ее и не пожалели. Это моя теория. Я не настаиваю. А почему палисадник заброшенный? Да потому, что он нам не принадлежит. Наша половина находится, как бы это помягче сказать, с задней части дома и спрятана от посторонних глаз. Наши окна выходят на участок. А в парадной половине дома, выходящей, так сказать, лицом на Заречную улицу, живет Витек. А он алкаш и ему и так хорошо. Всегда. Прогнившая лавочка, на которой он курит свою махорку, старая береза с елкой, три ландыша и рассада табака, из которой он и делает свою гадость, очень даже его устраивают. Березу с елкой он, кстати, сам посадил. Когда сорок лет назад из армии вернулся. Сельсовет его отцу как раз участок выделил. И все семейство, папа, мама, Витек и его младшая сестра, начали строить дом. Планировалось чуть ли не родовое поместье на шести сотках отгрохать. Маман Виктора мечтала о внуках и правнуках. Полный дом детворы. Но Витек свое будущее видел немного иначе. И его планы не совпадали с политикой партии. Дружки и березовая самогонка стали его семьей. А тут еще и папа внезапно отчалил в неизвестном направлении. Ушел среди ночи, никому ничего не сказав. Думаю, достало его это строительство не понятно какого будущего. Потом дочь, недолго думая, сиганула в Орел учиться в техникуме. Да так там и осела, удачно выйдя замуж. И остались маман с Витюшей одни в недостроенном особняке. Точнее, в одной комнате из предполагаемых двадцати. Витек, естественно, забил большой болт на всю эту ударную стройку. И, досрочно прекратив пятилетку в один день, стал благополучно пропивать инструмент с оставшимися стройматериалами. Маман разобиделась совсем и перестала общаться с нерадивым сыном. Дошло до того, что комнату они разделили на две части, организовав два раздельных входа. И окончательно изолировались друг от друга. Маман старела. Витек пил. И так бы жили они долго и счастливо, если бы не решила младшая дочь, из одной ей известных побуждений, забрать маму к себе, а ее половину продать. А тут как раз и мы подвернулись со своей жизненно важной необходимостью в приобретении жилья и с ограниченным количеством денежных средств. Так и замкнулись наши, казалось бы, совершенно не связанные, жизненные циклы. Вот так мы тут и оказались…
Я щелкаю засовом и захожу во двор.
– Где тебя носит? – сходу встречает меня жена с Сашкой на руках. Сашка – это наш двухлетний сын. – Я уже собралась на поиски идти! Не знала, что и думать! Или под машину попал, или козу себе местную нашел!
