— Нет, — шмыгнув носом, я отвожу взгляд в сторону. — Мама попросила приехать.
— Смеешься? Это причина, по-твоему? — снова закипает Кравцов, помрачнев, как грозовая туча. Не удивлюсь, если молнией шарахнет. — К маме захотела? На ручки? Тебе пять лет, Олесь?
— Двадцать, — едва слышно отвечаю я, внезапно вспомнив, что свой день рождения я тоже с родителями отмечала. Но тогда весомая причина была. Они еще не знали, что я с общаги съехала. А сейчас получается, что без повода Кравцова бросаю.
— Вот именно, — бросает он сквозь зубы. — Дурить прекращай, Лесь.
— Не дашь машину, вызову такси! — угрожаю я, повышая голос. Тоже мне диктатор нашелся.
Убрав руки, он отступает назад. Какое-то время сверлит мое лицо взбешенным взглядом, пытаясь прощупать мою решимость. Боковым зрением замечаю, как оторвавшись от кучки наблюдателей, к нам направляется Вадик Смоленский. Не прогадали с выбором засланного казачка. На роль переговорщика он больше всех подходит.
— Ребят, из-за чего сыр-бор? Может, помощь нужна? — любопытствует припозднившийся гость.
— Мне уехать нужно, а Саша машину не дает, — жалуюсь без зазрения совести. Страйк скрипит зубами, глядя на меня, как на исчадие ада.
— Давай я отвезу? — предлагает Вадик, вопросительно посмотрев на друга. — Ты не против, Сань?
— Валите куда хотите, — огрызается Кравцов, задерживает на мне злющий взгляд, словно собираясь что-то сказать, но передумав в процессе, он резко разворачивается к нам спиной и молча уходит к парням.
Переглянувшись, мы с Вадиком синхронно вздыхаем и топаем к его машине. Забравшись на переднее сиденье громоздкого «Патриота», убитым голосом говорю Смоленскому адрес, и он удивленно присвистывает:
— Так это близко. Семнадцать километров рисует.
— Ага, — отрешенно киваю я.
— Странно, что Санек машину зажал, — недоумевает Вадим, заводя двигатель.
Я ничего не отвечаю, уставившись в окно. На дружескую беседу нет ни сил, ни настроения. Смоленский интуитивно это чувствует и не лезет ко мне с лишними вопросами. Какое-то время мы едем в тишине. Я потихоньку отогреваюсь, постепенно успокаиваясь и настраивая себя на позитивный лад. Кравцов, конечно, вспыльчивый, но, слава богу, отходчивый и не злопамятный. С похмелья ему будет не до обид, а я пожалею, подлечу, и он быстро сменит гнев на милость.
— Может, музыку включить? — интересуется Смоленский.
— Нет, не надо. Голова болит.
— Ты не обижайся на него, Лесь. Он сам два дня назад узнал. Нам тоже только сегодня сказал, — внезапно выдает Вадим. Повернув голову, я вопросительно смотрю на Смоленского. — Не хотел трепаться раньше времени, ждал, пока Маковецкий согласует. График операций заранее составляется, а уговор был до мая. Мог ведь и не отпустить.
— Мог… — глухо соглашаюсь я, начиная догадываться, о чем толкует Вадик.
— Да и какая по большому счету разница? — оживленно продолжает Смоленский. — Ты бы все равно до конца сессии не сорвалась. В июне приедешь, Сашка как раз квартиру найдет. Два месяца как-нибудь проживете друг без друга. Иногда это даже полезно. Не решила еще, что с институтом будешь делать? На заочное перейдешь или в Питерский вуз переведешься?
— Не решила, — скрипучим голосом выдавливаю из себя, прижимая ледяную ладонь к пылающей щеке. В груди все горит, мысли путаются, реакции подводят. Надо взять себя в руки, не быть размазней. Но вместо этого я отрешенно смотрю перед собой и ни черта не вижу. Сплошной серый туман и сверлящая боль в висках. — Когда он уезжает?
