Почти подруги - страница 12
– Катерина Великая. Она же Катерина Жукова, она же генеральный продюсер фильма. М-да, жаль, что не я этого воришку заметил, – администратор поскреб щетину, задумчиво глядя на Жукову и статиста, тот под диктовку продюсерши уже радостно записывал что-то в мобильный (заветный номер режиссера? кастинг-директора?).
Через секунду Жукова отвернулась от спасителя своей сумки и окинула суровым взглядом павильон.
– Почему вообще посторонние на площадке? – рявкнула она. – Почему бардак опять?
Администратор дрогнул, словно она персонально на него рявкала.
– Так, ты деньги получила? Вперед, – зашептал он Альбине и даже стал подталкивать к двери.
– Мне еще поговорить надо… – попыталась задержаться Аля.
– Не мешай работать, – оборвал ее администратор и под руку вывел из павильона.
По аллеям «Мосфильма» гулял ветер октября, настырный и любопытный. Он залез Але под юбку, отогнул полу короткого пальто, ткнулся холодным носом в смуглую шею, а затем бросил Алю и помчался дальше – шелестеть жухлыми листьями под деревьями. От павильона, где были съемки, до проходной идти было минут шесть: шаг левой, шаг правой – и выйдешь в город, нырнешь в обычную жизнь. К съемной комнате на краю Москвы, где старуха-хозяйка шаркает оплывшими ногами, где на обоях выцвели маки, к заурядному кафе, где ее ждут подносы и скудные чаевые… Не хочу.
Она свернула вбок. Мимо бежевой коробки, выстроенной в семидесятые из унылого кирпича, мимо гордого, крупного здания в помпезном сталинском стиле. Мимо граффити с потеками краски на трансформаторной будке, мимо одноместного изумрудного самолета с мятым фюзеляжем, замершего на треугольнике растрепанного газона. Мимо мужчины, катившего на тележке чучело медведя с воздетой лапой… Здесь начиналось движение к удивительному миру, где творцы жонглировали реальностями, развертывая перед зрителями череду невероятных приключений (и чтобы фоном грохотал джаз) – таким был замыслен «Мосфильм» когда-то, девяносто лет назад, когда-то он стартовал, побежал к этой великолепной цели, но увяз, увяз, безнадежно увяз в обыденности. Как Аля увязла. Каждый раз, когда она шла на пробы, ей казалось: вот сейчас сбудется!.. Но ей говорили: «мы позвоним», она выходила за дверь и оказывалась на истертом сером асфальте, на дорожке, неумолимо возвращавшей ее к съемной комнате и к стекляшке-кафе. И сегодня: она почти вытащила счастливый билетик, она коснулась его, но… Вернулась на ту же заколдованную дорогу.
Аля присела на скамейку.
– Как вы говорите, вас зовут?
– Альбина Свирская.
– Рад встрече, Альбина. Как меня зовут, надеюсь, вы знаете?
Естественно, это же Феллини! Нет, Рязанов времен «Служебного романа». Нет, лучше Кристофер Нолан.
Яично-желтая липа сказала листвой «пфф» у Али над головой.
В реальности режиссеры, если и удостаивали посещением кастинги, не представлялись вовсе. Как и прочие лица. На доступных по объявлениям пробах Аля видела перед собой двух-трех человек (редко больше), которые не называли своих имен и смотрели на Свирскую усталыми флисовыми глазами. Но сгустившийся сейчас перед ней воображаемый режиссер понимал в кино побольше их всех, и он, конечно, хотел узнать Алю получше.
– Что рассказать вам, дорогой Кристофер? Года в два или три я проглотила волчок. Так моя бабушка говорила. Вроде у одних шило в заднице, а у меня волчок в попе. Извините, из песни слова не выкинешь! Я в детском саду то и дело пела и выступала: от улыыбки станет всем светлеей – и тэ пэ. А потом дедушка мне сделал театр из фанерной коробки. Куклы – пластилиновые, самодельные (мнутся и пахнут). И я – одна за всех на разные голоса: за царевича и Кощея, Гермиону и Снейпа… Что еще? Я путаю синус с косинусом, зато тексты запоминаю с лету. Вот вы дайте мне роль – проверите! Я свои реплики в пьесе со второй читки помнила наизусть. Не верите? Вы насмешники, вам бы только посмеяться над провинциальными! Я бы вас попросила, чтоб вы лучше написали мне стишки в альбом. Какие-нибудь – хорошие, новые… Про любовь? Я не понимаю любовь! Я никогда и не знала, что за любовь. Это из «Ревизора», я ведь ходила в театральную студию пять лет. Можно сказать, была примой. Как нам хлопали после «Ромео и Джульетты»! Стою на сцене, ноги трясутся, кланяемся зрителям, а шум у меня в ушах такой, словно я под динамиком с меня ростом. Я все помню: букеты после спектакля, как я потом розы спасала в ванной, помню свое Джульеттино платье (белое с зеленым бархатным кантом, мы сами шили), как мы с подружкой гуглили театральные вузы, читали про каждый, воображали… Ну вот. А потом я провалилась во ВГИК. Кристофер, вы ж понимаете, что это ерунда? Скольким знаменитым актерам так говорили: нет таланта, не подходите… Я читала, это же сплошь и рядом! Вот хоть этот… забыла фамилию. А я волновалась. Может, поэтому еще? На последнем туре срезали. Ну, возвращаюсь я с чемоданом в Ярославль… Я говорила, что не москвичка?