Аля все слышала: слова, фразы и даже то, как падает точка в конце предложения. Как тяжелый булыжник.
– Ты только на праздники? Съездишь за теплой одеждой и вернешься?
Аля наивно думала, что ему нужно привезти шапку из искусственного каракуля…
Георгию же хотелось что-то сломать: каморку вахтерши, двери на стальной пружине или тот усталый, мечтающий умереть, дуб.
– Нет, Аль. Навсегда.
И тут Аля улыбнулась. Получился оскал зверя, которому осталось недолго. Ему стало страшно. Потом взяла в рот рукав пальто и прокусила. А дальше выровняла спину. Прямо, как не бывает. И протянула ему руку. Он взял нервные пальцы. Сжал их. Она не ответила и не почувствовала.
– Я приеду, слышишь? На Новый год. Я напишу тебе письмо. Много писем…
Георгий от отчаяния что-то обещал, тряс ее холодный рукав, нежно дул на щеки. Только его дыхание в пути остывало, и щеки царапал снег. Аля редко дышала, смотрела на его губы, а потом резко выдернула руку.
– Мне пора. Я пойду…
Узенькая спина неуверенно повернула к лестнице, покрашенной по краям желтым и красным. Синим – стены, ровно по плечо.
Мороз только формировался, но уже вовсю лез в кости на ногах. Опять троллейбус с холодными худыми ребрами. С промороженными стеклами и кружочками от теплых пальцев. Люди на остановке, продуваемой и без крыши. Малыш в толстом пуховом платке, завязанном крест-накрест. Небо с нависшими неопрятными бровями. Снег, сухой, пересушенный ветром… Он с недоумением сыпался на нарядную и очень дефицитную коробку конфет…
Чижовка почти что спала с закрытыми на ночь калитками. Церковь, с потухшими свечами, повесила на дверь тяжелый замок. Георгий, переживший такой первый, такой болезненный разговор, мечтал также уснуть. Чтобы утром ничего как бы и не было.
Но он помнил всегда: поезд, который отстучал им так мало времени, пряники, хрустевшие на зубах от коричневого сахара, и глаза, заледеневшие от боли и холода…
Конец ознакомительного фрагмента.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
