Это точно не пранк, потому что, когда девять с половиной минут спустя я выхожу на ресепшен, Серов уже стоит там, отдавая распоряжение в пока ещё не раздутые ноздри Лены.
— Куда мы едем, Кирилл Алексеевич?
Люцифер отрывает взгляд от секретарши и смотрит на меня. Быстро пробегается взглядом по лицу, спускается к поясу юбки и возвращается обратно. Что вдруг делаю я? Начинаю краснеть. При том, что у меня со смущением столько же общего, сколько у листка латука с канистрой моторного масла.
— У меня встреча с представителями из Омска в «Бристоле», — уголок его верхней губы насмешливо дёргается вверх. — А у тебя, очевидно, ещё одно свидание со старыми друзьями.
Я ничего не могу с собой поделать — начинаю улыбаться. Таким иронично-милым он мне очень нравится — даже хочется потупить глаза и застенчиво повозить подошвой Tod's по полу. Мешают только два жерла, разверзшихся по соседству, и исходящее из них злобное сопение.
— Лена, я вернусь поздно. На мобильный никого не переводи.
Когда двери лифта за закрываются, оставляя нас с К. Серовым в романтичном уединении, я вновь испытываю несвойственное мне желание — на этот раз разглядывать кнопки. Со слабостями я привыкла бороться, поэтому вместо этого смотрю ему в глаза. Люцифер не остаётся в долгу и тоже смотрит. Целых десять секунд мы разглядываем друг друга, пока двери со звяканьем не разъезжаются.
Люцифер-таки сделал это: сыграл на контрасте. Потому что он больше не кажется мне грязным похотливым сатаной, цель которого — превращать жизнь окружающих в ад. Сейчас он кажется мне сатаной на рождественских каникулах — до сих пор гад, но подобревший и расслабленный. И, чёрт, очень сексуальный. Вот эти его вечно нахмуренные брови и идеально сидящий костюм, под которым явно скрываются мышцы… Он всё ещё не в моём вкусе — это так, к сведению.
Спустя час непрекращающихся разговоров о делах, два джентльмена преклонного возраста пожимают Серову руку и уходят, а мы остаёмся сидеть. Но это потому, что я не удержалась заказать десерт, — он здесь просто божественный.
— Ты так много ешь, — комментирует Серов, когда передо мной опускается тарелка с шоколадным суфле. — И куда только всё исчезает?
Сегодня он даже хамит как-то мило, поэтому я не обижаюсь.
— Удивляетесь, как при моей любви к еде у меня такая великолепная фигура? — смотрю на него, пока погружаю ложку десерта в рот.
Вместе ответа он плотно сжимает губы и вздыхает, но совсем не зло, разве что немного раздражённо. Точно, на каникулах.
— Это потому, что я всю жизнь занимаюсь танцами и привыкла много двигаться. Мышечный корсет и метаболизм колибри, доставшийся от мамы.
— С твоей любовью к движению ты выбрала по десять часов сидеть на моём офисном стуле? Почему?
Он снова смотрит так, словно пытается хорошенько покопаться у меня в мозгах. Становится неуютно и приходится принимать экстренные меры по отвлечению: щедро зачерпнуть суфле ложкой и отправить в рот, полируя до блеска каждый её металлический миллиметр. Серов моргает, его взгляд неумолимо покидает область моего третьего глаза и съезжает к губам. Мужчины всё же очень предсказуемы.
Если быть совсем откровенной, то мне неудобно, что пришлось наплести кучу небылиц, чтобы пробраться к нему в офис. Раньше-то у меня была великая праведная цель в оправдание, а сейчас ничего. Но и рассказать ему правду не вариант. Отреагирует он непременно скверно, и я Катюнину шею под топор подложу.
