– Вера, мне жаль, – говорит уже в раздевалке и уходит улаживать инцидент с гостями.
К моменту, когда он возвращается, я успеваю стянуть драные колготки, промыть, обработать ссадины и переодеться.
Вымучиваю улыбку и забираю из его рук конверт и свои документы. Уволена одним днем. Одной минутой, практически. Из-за одной ревнивой богатой дряни.
– Мне правда жаль, – и это видно по его лицу, от того на моих глазах вновь выступают слезы. – Я видел, что произошло, это не твоя вина. Там… больше, чем должно быть, – он кивает на конверт. – Извинение от мужчины, что сидел с ней, он тоже заметил. Но остальные… у нас постоянные клиенты, тебя запомнят, как ту самую неуклюжую официантку, ты же понимаешь…
– Показательное наказание, – киваю, размашисто вытираю ладонями мокрые щеки и тяжело поднимаюсь с жесткой лавки. – Все нормально, конечно я понимаю.
Впрочем, моя исключительная осознанность не мешает мне рыдать весь путь до остановки. Дороги почти не разбираю, жалобно скулю и отчаянно хлюпаю носом. Холод пробирает до костей, мурашки такие, что не каждый йог согласился бы дотронуться, лицо вот только пылает, да душа обидой горит.
Надо было уволиться сразу же, еще три месяца назад, но я стоически терпела подколы коллег. Намеренно побила посуды и испортила блюд почти на триста тысяч, чтобы уберечь одного-единственного гостя от диареи. Да-да, именно так. Илья подсыпал в его фужер слабительного.
Полночи я просидела в кабинете управляющего, пока то, что осталось в стакане, возили в лабораторию на анализ. Тот качок, что сидел рядом с Владиславом, представился Ярославом, запер меня и вернулся спустя час. Сообщил, что просмотрел видео с камер и допросил Илью, похвалил за внимательность и выбор чая – это было самое вкусное, что он пробовал за вечер. Он был на удивление мил и приветлив, советовал подремать, но я так и не сомкнула глаз. А после, когда все выяснилось до конца, на меня обрушился такой шквал насмешек от коллег, что я до сих пор просыпаюсь с горьким привкусом во рту. Но я это пережила, я с этим справилась. Гордилась собой даже в некоторой степени. Вот уж бессмысленная глупость.
Автобусы подъезжают и отъезжают один за одним, но я даже на номера не смотрю. Не хочу лезть в толпу в таком состоянии, не хочу вызывать у всех жалость, не хочу снова приковывать к себе взгляды. Хватит с меня внимания на сегодня.
– Эй, плакса, – произносит мужчина с добродушным смешком.
Без труда узнаю голос, но от неожиданности все равно вздрагиваю и поворачиваю голову, чтобы убедиться.
– Здравствуйте, – бормочу через всхлипы, отворачиваюсь.
Он садится рядом, по-свойски обнимает меня за плечи и протягивает упаковку носовых платочков.
– Дрожишь так, что лавка вибрирует. Было бы из-за чего так убиваться.
– Вы там были? – вздыхаю, прикрываю глаза. Кажется, будто видел уже весь город. А если и нет, то смотрят прямо сейчас, в срочном выпуске новостей.
– Конечно. Я всегда где-то поблизости, – мои глаза медленно расширяются от ужаса: только сталкера мне не хватало. Ярослав замечает мою реакцию, сначала удивленно вскидывает брови, а в следующую секунду начинает гоготать на всю остановку. И вот теперь лавка действительно дрожит. Прямо-таки сотрясается, я всерьез ожидаю, что мы оба попросту рухнем. – Не с тобой, кошка. С Владом, – поясняет, немного успокоившись. Качает головой, я – смущенно отвожу взгляд. – Но, если бы у меня было чуть больше времени и чуть меньше инстинкта самосохранения, потаскался бы и за тобой. Погнали, сам уже задубел.
