– Здравствуйте, Юлия Сергеевна!
– Николай Михайлович? Здравствуйте.
– Не хмурьтесь, Юленька.
Серов выставил наружу ногу, но вылезать не торопился. Я краем глаза увидела, как Сашка отодвинулся от Сержа, закрутил головой, осматривая окрестности. Как неуклюже он пытается строить из себя телохранителя! Специалист хренов!
Наконец-то! Выкарабкался господин из своей кареты, шагнул на тротуар.
– Не хмурьтесь, – повторил он с очаровательной улыбкой. Да, улыбка у Николая Михайловича оказалась действительно очаровательной. На вид ему не дашь больше сорока пяти. Взгляд мягкий, глаза слегка навыкате под густыми, с изломом бровями. Нос длинный, узкий, с подвижными ноздрями. Четко очерченные, в меру полные губы. Вытянутое лицо с раздвоенным подбородком, со впалыми щеками, но не скуластое. Румянца нет, как нет и нездоровой бледности или желтизны. Седина на висках. Все! Нарисовано. Я его теперь узнаю в любой толпе, даже отпусти он усы с бородою.
– Ничего не опасайтесь. Ни во что недостойное мы вас не втянем. А за назойливость и беспокойство извините. Надо же было как-то с вами встретиться для разговора.
– У вас своеобразная манера успокаивать, – усмехнулась я. – От таких слов спокойней не станет.
– Бросьте! Вы не производите впечатления робкой.
– Все просто. Вчера, из человеколюбия, я влезла не в свое дело, к которому не хочу иметь никакого отношения. Я сказала уже, вот ему – Сашка, как только я на него указала, поспешно отвернулся, – что ни к чему мне чужие дела, со своими бы управиться. А насчет робости… – Я помолчала, подбирая правильные выражения, а Серов терпеливо ждал, серьезный и благожелательный. – Как же не опасаться, если человек, в близких которого стреляют на улице, ищет со мной встречи для разговора?
Опять в ответ я от него не дождалась ни слова, хотя пауза получилась приличная. Пришлось высказываться до конца.
– Я согласилась подойти к вам только для того, чтобы, выяснив все, что хотели, вы оставили бы меня в покое.
– Так… – он улыбнулся одними глазами, – а коли так, то, значит, вы расскажете немного о себе.
– Пожалуйста! – пожала я плечами. – Так неожиданно… Спрашивайте.
– Женщина вы свободная. В том смысле, что живете одна, без семьи, – это прозвучало утверждением и ответа не требовало. – Вы бегаете по утрам, а дамы, обремененные мужем и детьми, такой возможности не имеют. Как у вас с заработком?
– На жизнь хватает.
– Я хочу предложить вам деньги. Не обидитесь?
– В качестве благодарности?
– Не только.
Николай Михайлович мягко и просто взял меня под руку, повел по безлюдному тротуару вдоль парковой ограды.
– И для того еще, чтобы поддержать вашу замечательную позицию невмешательства в чужие дела.
– То есть чтобы я держала язык за зубами? С удовольствием. И за деньги я не обижусь.
Он выглядел довольным. Тонко улыбался, быстро, коротко поглядывая на меня.
– Почему вы вчера прогнали Сергея?
– Подумалось вдруг: а ну как стрелявшие захотели избавиться от свидетеля?
– А вы осторожны, – проговорил он задумчиво и замолчал. Хотела я сказать, что вы, мол, умны не слишком, но сдержалась и выдала лишь фразу:
– Что это за приемы?.. Посудите сами, вечером, в подъезде поджидать, заговаривать… Не проще ли было позвонить и договориться о встрече? Номер моего телефона у вас есть. Я продиктовала его вчера вместе с адресом вон тому, в плаще.
Сашка, следовавший за нами в некотором отдалении, едва завидев, что шеф обернулся, ускорил шаг, но Серов коротко дернул головой, указав ему сохранять дистанцию.
