Под кодовым названием «Эдельвейс» - страница 13

– Будет выполнено, товарищ генерал-майор!

– А сейчас, – Роговцев взглянул на часы, – согласно распорядку вам пора смотреть кино.

– Есть смотреть кино.

Кинозал управления был невелик – мест на сорок – пятьдесят. Но даже в таком «комнатном» кино сидеть только вдвоем было непривычно, и окружающая пустота сначала отвлекала. Но понемногу капитан Калина обвыкся и с максимальным вниманием стал следить за событиями на экране. Понимал: это не развлечение и не причуда, а специальный подбор знаний, зримый, наглядный, фиксированный материал, каким ему вскоре придется оперировать. Знание Германии помогало Калине видеть и то, что не попало на экран, схватывать детали и нюансы, незаметные для человека несведущего, снова, как когда-то, во время стажировки чутко улавливать ритмы регламентированного нацизма, какого-то ужасающе-театрального бытия целой нации, где с трибун с циклопической свастикой истерически орали в полный голос фюреры и лейтеры, а все остальные, словно по команде, выбрасывали вперед руки. Кинохроника фашистского разбоя в сжатой в двухчасовой сеанс подборке поражала однообразностью решений и художественных средств. Всюду был накатанный стандарт. Массивный орел в железных латах, держащий в когтях свастику. Разбитый пограничный шлагбаум. Танки вермахта и бомбы люфтваффе. Гибнущие во взрывах города и села. В очередной захваченной столице фанфарный «Хорст Вессель лид» под непременный военный аккомпанемент – ударный грохот вермахтовских сапог. Хвастливое пение убийц.

И финал – ораторская истерия Адольфа на берлинском стадионе, где на черном фоне пылающим змеем извивается свастика из тысячи поднятых факелов.

Подкованные сапоги грохочут по мостовым Праги. Колоссаль!

Норвегия и Дания. «Шагают легионы». Гут! Гитлер пританцовывает в Компьенском лесу, подписывая акт капитуляции. Зер гут! Превосходно.

Немецкие танки утюжат Югославию и Грецию. Колоссаль!

В Германию из захваченных и ограбленных стран идут нескончаемые эшелоны с хлебом, мясом, маслом, сыром, курами, утками, коровами, свиньями. Грабители, убийцы, насильники, очумевшие от безнаказанного континентального разбоя, радостно вопят: «Зиг хайль!»

Миски с дармовой жратвой, ложки жадно выскребывают до дна…

22 июня 1941 года. В микрофон берлинского радио среди ночи зловеще сообщает Геббельс:

– Фюрер вручил судьбу Германии в руки немецкого солдата!

«Выравнивание» линии фронта под Москвой под «натиском генерала Зимы».

Фурхтбар! Шреклих! Энтзецлих!..

Страшно! Ужасно! Жутко!..

В тот день Константин Калина забыл свою палку в приемной генерала Роговцева. А вскоре выписался из госпиталя.

Из штаба 1-й танковой армии фон Клейста штурмбаннфюрер Хейниш вернулся с кислым настроением. Августовское солнце жгло сухую, пыльную землю, а в глазах у него словно бы застыло по колючей ледышке. В теле – он явно ощущал – словно физически отстаивалась холодная ярость. Ведь прошлое совещание в верхушке СД превратило его в какой-то захудалый морозильник, работающий вхолостую, без какой-либо пользы для рейха. Если кто-то в штабе, оценивая его деятельность, придет к такому же выводу, это будет небезопасно. Он ехал по гладкой, словно ладонь, степи с видом на ломаную, зубчатую стену вершин Кавказского горного хребта, закрывавшего горизонт. А на протяжении всего пути Хейниша одолевали беспокойные мысли.