Под кодовым названием «Эдельвейс» - страница 15

В зашторенном на ночь и поэтому душном зале густо плавал сигаретный дым, обвивая пальмовые листья, гудел неразборчивый незатихающий гомон, сквозь который с эстрады долетало писклявое и сентиментальное пение безголосой, импортированной из фатерлянда певички:

– Пули и виселицы! – высказал свое кредо и грохнул кулаком по столу Хейниш. Он мог себе эту вольность позволить – угощение было его. И не жалел марок.

– Пейте, приятель, и успокойтесь, – снисходительно поучал Кристман, попыхивая сигаретой. – Я полностью с вами согласен: всякое непокорство необходимо безжалостно и сурово карать – пулями и виселицами. Но лучше пулями, ибо тогда трупы не мозолят глаза. Это наша местная политика, если хотите, и я охотно поделюсь и которым благоприобретенным опытом…

– Буду глубоко признателен вам, – заверил Хейниш.

– Приведу только один, но показательный пример. Вы, Хейниш, слушайте и делайте выводы. Только про себя, вслух не поминайте… В Краснодаре мы взяли довольно большую группу подпольщиков, оставленную большевиками. Взяли тихо ночью, на всех явках. Прихватили также свидетелей акции, даже случайных, – в нашем деле свидетели ни к чему. Лишняя огласка. Вещественных доказательств – уйма! Возник вопрос: как с ними поступить?

– Под пули, разумеется! – даже удивился Хейниш этому, как ему показалось, совершенно неуместному сомнению.

– Безусловно! – одобрительно подхватил Кристман. – Мы так и сделали. Вывезли далеко за город и расстреляли вместе со свидетелями. И опять – тайком, ночью. Потом погрузили трупы в машину, привезли в город и сбросили в канализационные колодцы. И терпеливо ждали, пока эти трупы не будут обнаружены самими горожанами. Когда трупы запахли – а канализация очень способствует процессу разложения, – их, естественно, «обнаружили». А мы со своей стороны сразу же сообщили населению через листовки, газету и радио, что, мол, найдены замученные «жертвы большевиков». Мол, эти несчастные люди не желали брать в руки оружие против своих освободителей. Ухватили суть? Получился блестящий пропагандистский трюк! Имеем за это благодарность даже от скупого на похвалу ведомства Геббельса…

– Местные поверили? – хрипло спросил взволнованный этим «откровением» Хейниш.

– А это уже не наша забота. У нас четкая задача – уничтожить как можно больше местных жителей. Сложность лишь в том, что приходится делать из этого тайну. Такой приказ! Чтобы на оккупационную власть не было никаких нареканий… Между прочим, ту краснодарскую операцию мы завершили пышными похоронами «жертв большевиков» в сопровождении немецкого армейского оркестра.

– Да еще с пятью попами! – хохотнул Курт Тримборн. – Эти русские бородатые страшилища перли за гробами с пеньем и хоругвями. Ревели так, что уши позаложило. Смехотворное было зрелище… Сущий анекдот!.. Знаете что, хочу какую-нибудь куколку, хотя бы вон ту – с куриным голосом… Необходимо утешиться!

– О, желание вполне своевременное! – охотно поддержал его смекалистый Кристман.

Хейниш тоже не возражал: одна шлюха всегда найдет еще двух… Возможно, штурмбаннфюрера Хейниша угнетал, нагоняя плохое настроение, воистину траурный пейзаж – почерневшая от пепла спаленной пшеницы равнина с белоснежной горной грядой на горизонте? Да нет. Больше всего его злил тот бумажный мусор, которым набили его портфель в штабе. Хейниш лишь бегло его просмотрел и затерялся, словно в дебрях, в полярно противоположных инструкциях и наставлениях. Сам черт вконец осатанел бы, не соображая, куда ткнуть пальцем.