Под кодовым названием «Эдельвейс» - страница 18

– О, да! – охотно согласился рыжий Вилли. – Красива. Двадцать лет. Не замужем. Кажется, сердце еще не занято. Свободно владеет языками – немецким, русским, украинским. Последний распространен и среди определенных слоев местного казачества.

– Выходит, для нас она действительно находка?

Унтерштурмфюрер ответил сугубо по-служебному:

– Похоже на то. Отец ее – немец, истинно арийского происхождения, родом из Штутгарта. Воевал на восточном фронте во времена Первой мировой войны. Тяжело раненный, попал в плен к русским. После войны женился на немке, дочери австрийского колониста чистой нордической крови. Все время проживал в Галиции, бывшей колонии Австро-Венгерской империи. Когда пришли большевики, не решился репатриироваться, так как не хотел оставлять на произвол судьбы довольно большое мясо-молочное хозяйство. Ошибся в своих расчетах: перед самой войной был репрессирован советской властью как кулацкий элемент с конфискацией всего имущества в пользу колхоза.

– Посылали запрос в Штутгарт?

– Да. Из тамошних архивов известно, что герр Бергер владел небольшой кофейней, которую продал, уходя на фронт.

– Почему не поручил присмотр за кофейней родным, как это делали и делают другие?

– Он осиротел еще юношей, господин штурмбаннфюрер. Был в семье единственным сыном. Никаких других родных в Штутгарте не имел. Возможно, поэтому и не вернулся на родину.

– Понятно. А какие вести из Галиции?

– Теперешняя судьба Бергера неизвестна. Однако нам удалось разыскать несколько семейных фотографий. Вот они. К сожалению, Кристина на них – лишь в трехлетнем возрасте. Пухленькая, белокурая малышка. Других фотографий нет.

– Хорошо! – складывая фото в конверт, проговорил Хейниш. – А сейчас, Вилли, езжайте за Кристиной Бергер. Я жду! И еще одно: пусть мне дадут из архива несколько фото, любых мужчин и женщин…

– Уже сделано, шеф. Они – в папке.

– О, Вилли! – только и мог одобрить Хейниш.

В бургомистрате этот предусмотрительный эсэсовец с густыми и яркими веснушками, светлыми, почти белыми бровями над неожиданно темными глазами, но зато с классически нордическими чертами лица – высокий лоб, что переходил в прямой, крупный нос, запавшие глаза, узкие аскетические скулы, подпертые несколько тяжеловатым подбородком, – повел себя странно. Он не выбрасывал вперед правую руку и не выкрикивал «хайль!», не щелкал каблуками, не задирал спесиво при каждом слове, будто норовистый конь, голову, прикрытую черной фуражкой с серебряным черепом и берцовыми костями крест-накрест.

– Добрый день! – вежливо поздоровался он, обращаясь к Кристине. – Любит ли фрейлейн кататься в автомобиле?

– Смотря с кем, господин офицер, – в тон ему, едва заметно кокетничая, ответила Кристина Бергер, разглядывая немца.

– Сейчас – со мною… Разве мы не пара? Яркий рыжий с яркою блондинкой… Картинка! К тому же у меня чудесный «опель-капитан» с мощным мотором. Блестящий! Лакированный!

– А если я откажусь?

Вилли Майер притворно огорчился, а потом, словно осененный счастливой мыслью, радостно сообщил:

– Ваша правда – машина у меня служебная, не для частных поездок. Но, фрейлейн, кто обратит на это внимание? Ведь ваш строгий костюм очень напоминает форму люфтваффе!

– Тем не менее это не достаточное основание… Зачем я вам нужна?

– И об этом спрашивает красавица! – артистически изумился Вилли и шутливо заметил: – Иди со мной, и будет Бог с тобой… – Но сразу же стал серьезным: – Едем, фрейлейн. Это – приказ! Зря теряем время, а нас ждут… Кстати, меня зовут Вилли. Точнее – унтерштурмфюрер Майер.