Но Михаил говорил уже гудкам, барабанной дробью стучащим своими невидимыми палками ему в ухо.
Виктор Николаевич Воробьев был уважаемым человеком в городе. Лет пять назад его, директора кирпичного завода, избрали депутатом городской Думы, а недавно, после выборной кампании, стал главой города. Но для Михаила он так и оставался отцом своего старейшего друга Витьки Воробьева, с которым они жили не только в одном дворе, учились в одном классе, но и влюбились в единственную в их доме девчонку.
Удивительно, но Инга, всегда цветущая, немножко пышная женщина, сейчас была темнее тучи и сильно исхудавшая. Ее почти не узнать. Пропустив гостей вперед, Михаил подал руку Виктору Николаевичу, крупному мужчине, который своей огромной горячей ладонью, вместо того чтобы пожать руку, приобнял его.
– Заходите, Виктор Николаевич.
– Да, да, спасибо, мы по делу к тебе.
Михаил пригласил гостей в зал.
– Сейчас вас чаем угощу с медом.
– Это хорошо, – согласился старший Воробьев, – мы с Ингой к тебе не на пять минут, разговор сердечный.
– Да, да…
…Виктор Николаевич, как и Инга, к чаю так и не притронулся. В принципе, как и Михаил. История, которая произошла с сыном Воробьева, была никому непонятной.
– Ведь я его никогда не принуждал бросить свое хобби, – стукая своим кулачищем по ладони, продолжал говорить мэр. – Взрослый мужик, отец двоих сыновей, а в душе, ну, ребенок! Только что-то новое услышит из истории про ханты, так сразу бегом на раскопки, как будто и у него все это есть, вот совсем рядом.
– Да, да, – согласился Михаил. – Все мы, наверное, несмотря на свой возраст, немножко дети.
– Может, и так, – как-то по-отечески посмотрел на Михаила Виктор Николаевич.
– Мы не раз писали о его находках, – закивал головой Михаил. – За Эсской в районе поселка Агириш он с археологами нашел поселение древних ханты, или манси, а в интервью сказал, что это был другой народ, живший здесь в третьем – пятом веках и даже раньше – арийцы. Я тогда об этом не стал писать в газете, эту фразу из его интервью выбросил, так он из-за этого с экрана телевизора на меня такие нападки устроил.
– Да нашел на кого обижаться, – похлопал по колену Михаила Виктор Николаевич.
– Да я это так, с грустью. Они тогда нашли фрагменты тигля, емкости для переплавки металла с остатками золота. Это представляете, на Эсске, в болоте, откуда же там золото? Он же потом и геологов туда вызывал, и те ничего там не нашли, ни золота, ни алмазов.
– Мишенька, ну, он же простой человек, который живет своими верами, своими идеями, и он же находит поддержку среди таких же людей, как он, – растягивая слова, как наставляя, начал говорить Виктор Николаевич. – А золото, ну, честно говоря, он всегда его по крупицам собирал. Это так тебе, между нами скажу, и на реке Конде, и на берегах Эсски, и у реки Ух. И, знаешь, Мишенька, принесет этот ворох камней, тыкает пальцем в еле видные крупицы на них и говорит, что это золото. И, знаешь, доказал ведь! В Екатеринбурге ученые с ним согласились. Только больше их заинтересовало не золото, а сами камни, их история непонятна. Ручьи-то этих рек родниковые, из болот идут…
– А что же он сейчас нашел, Виктор Николаевич?
– Ой, даже стыдно говорить…
– Золотую бабу, – вступила в разговор молчавшая до этого Инга. – Уперся лбом и говорит, что Золотая баба не на реке Казыме покоится, а где-то… Виктор Николаевич, можно ему говорить? – И посмотрела на своего свекра.
