Под мраморным небом - страница 5

Красный форт располагался на берегу Ямуны. Обнесенная стенами из песчаника в пятьдесят шагов высотой и шесть шагов толщиной, крепость являлась сердцем империи моего отца. По каменным плитам рабы расхаживали точно так же, как и знать. Солдаты неустанно упражнялись во дворах своих казарм. Несколько сот воинов несли караульную службу на зубчатых стенах крепости. Из бойниц торчали жерла пушек.

Наряду с мусульманами встречались и индийцы, так как в правление отца Красный форт давал приют представителям разных народов. Более того, мы, мусульмане, хоть и правили индийцами, составляли меньшинство населения. И положение наше было ненадежным. Отец часто говорил, что нам удастся сохранить власть только в том случае, если мы будем относиться к индийцам с уважением.

По пути я с интересом разглядывала представителей другой веры. Их женщины носили сари – цельный длинный кусок хлопчатобумажной или шелковой ткани, который особым образом оборачивали вокруг тела, так что оставались видны только ладони и лицо. Мусульманки носили сшитые платья, и наш наряд состоял из множества предметов одежды.

У каждого из нас на ногах были сандалии. Мои сандалии непрестанно били мне по пяткам, пока я шла за мамой. На дороге горками лежал слоновий и верблюжий помет, так что мне приходилось внимательно смотреть под ноги. Обычно рядом со мной шел Низам, но сегодня, возможно, из-за того, что я подралась, он оставался подле мамы. Низам часто становился жертвой жестоких шуток Аурангзеба, и, возможно, в душе он был согласен с моими словами относительно умения моего брата играть в поло. Но Низам был умен и понимал, что следует скрывать свои чувства.

Идя по Красному форту, я чувствовала себя как мышка на корабле. Крепость сплошь состояла из глухих закоулков, извилистых галерей и тянущихся в бесконечность лестниц. Стены из песчаника, облицованные изразцами, зачастую были столь высоки, что мне не удавалось рассмотреть, что за ними находится. Время от времени я мельком видела башни и крепостные валы, по верху которых ходили воины; на башнях трепетали красные знамена.

Одна, без мамы, я бы запросто здесь заблудилась. Она шла быстро, но при этом обменивалась приветствиями со многими, кто встречался ей на пути. Люди часто удивлялись, когда императрица отвечала на их поклоны. Хотя почему? Все в стране знали, что мама бросает жемчужины в оловянные плошки нищих калек и находит приют сиротам. Мне казалось, что счастье мамы – результат того, что она помогает тем, от кого даже простолюдины отмахиваются с презрением. Несколько раз в гареме я сама пила из этой чаши счастья, когда мне удавалось кому-то помочь. Улыбки тех, кому я помогла, согревали меня.

Мама кивнула двум императорским стражникам и остановилась, ожидая, когда они откроют тиковую дверь, что вела в грандиозное сооружение – огромное помещение, называемое Диван-и-Ам – Зал публичных аудиенций. Удобством и убранством это помещение напоминало наш гарем, только было еще более роскошное. Потолок покрывало чеканное серебро, вдоль декорированных стен стояли рядами знать и воины в нарядных одеждах.

В центре Диван-и-Ам на Павлиньем троне восседал мой отец. Трон представлял собой приподнятое сиденье, на котором лежали кашемировый ковер и большая красная подушка, расшитая золотистыми звездами. Отец всегда сидел на подушке. Вокруг него двенадцать колонн поддерживали балдахин. Колонны были инкрустированы жемчужинами идеальной формы, балдахин украшал золотой павлин, в хвосте которого переливались сапфиры.