– Слава Предкам, – непроизвольно вырвалось у Мудрейшего.
– Я дальше побежал, – рванулся было с места отрок.
– Стой, что значит крякнул? Откуда такие словечки берутся.
– Да помер он, помер!
– Ну, так бы и говорил. А то – крякнул. Утка он что ли.
– Да нет вроде.
– Так как он помер? Отвечай внятно и членораздельно.
– А я знаю? Сказывали, духи его возлюбили.
– То есть?
– Великим глиняным идолищем Великого Духа Земли его замочило! – выпалил отрок и умчался дальше распространять потрясающую новость.
– Ну, замочило, а помирать то с чего? – не понял Мудрейший и отправился к капищу.
Придя на капище, Великий Мудрец к своему удивлению столкнулся с измазанным глиной Великим Шаманом.
– Оп-па, тебя же того!
– Чего того?
– Замочило.
– Не дождетесь! А вот Татуха, Слава Предкам, кончился достойно, под идолищем. Вон откапывают.
– Кто это?
– Татуха-то – придурок равных не было.
– Например?
– А-а-а! Сказывать противно!
– Говори, даже интересно стало.
– Сам знаешь, среди молоди нашей пошел такой заморок, загогули всякие на роже рисовать или на спине да ляжках накалывать. И главным среди них был этот самый Татуха. Правда, раньше его иначе звали – Головастик из рода Перемудрых.
– Ну и что такого? Ты тоже, когда молодой был, морду белой глиной мазал. Говорил – так, мол, больше похож на Великого Предка.
– Ты и сравнил!
– Да! А как тебя в виде эдакого умертвия увидела в ночи Балабоха, да разродилась аж двойней стремительно, это ничего? Как по-твоему?
– Было да прошло! Дальше слушай. Татуха, мало что себя самого с ног до головы разрисовал, так он на большее позарился. Вон, грит, на плато подгорном Великая Мать Земля вширь раскинулась. Негоже ей, грит, неприкрытой быть. Навалимся-ка всем миром и нанесем на ней загогули таинственные. И что ты думаешь, нанесли.
– Вот это прыть!
– Ага, была, к счастию. Набрал кодлу таких же как он бездельников и начали они загогули выписывать почем зря. Одну другой страшнее. Все зубастое, разлапистое, стозевное. Каждая загогуля в тысячу шагов, что в длину, что в ширину. Туда и так никто не ходил, так теперь даже вороны залетать бояться.
– Да уж, учудил бездельник!
– О, откопали его, пойдем, посмотрим.
Пришли. Смотрят – лежит ком глины, и не поймешь, где зад, где перед.
Вдруг с одного конца глинка треснула, и голос молвил: – «Есть тут кто-нибудь? Если есть, отворите мне очи, да откройте мне уши».
Раскопщики протерли ему зеньки по-быстрому, из ушей пробки глиняные вынули, посадили.
– Ты как под идолище попал? – поинтересовался Великий Мудрец.
– Это же Дух Великий, негоже ему без татух-то быть. Вот и полез исправлять. Только приспособился, глядь, а рядом Великий Шаман крутится. Пошел, – говорит мне, – отсюда.
– Было дело? – обратился к шаману Мудрейший.
– Было, только я сзади идолища стоял, ничего особого не видел. А про себя подумал, – только подтолкнул его маленько.
– Дальше сказывай, – велел Татухе Мудрейший.
– Не послушался я, не ушел. Только приспособился загогулины наносить, как идолище сам покачнулся, пошел на меня, обхватил руками, прижал к животу необъятному, и … все!
– Нет, не все, – встрял шаман. – Меня тоже Великий Дух захватил, закружил, понес, замесил, затянул, поглотил. Только и успел я крикнуть, – ЗАДАВИ.И.И..! Вот теперь и все!
– Ладно, замочите-ка придавленного в ручье, пусть глинка-то отмокнет. А утром ведите ко мне, побеседуем.
Наутро доставили провинившегося к Великому Мудрецу. Вскоре сюда явился и Великий Шаман в чистой рубахе.
