Это был ее тайный призрак прошлого. Она носилась с ним, как с пришпиленной булавкой к одежде. Если ее отстегнуть, утратила бы она свою бдительность? А может наоборот, она мысленно была бы в большей безопасности? Наверное, все же первое. Она боялась потерять бдительность, забывая, что этим ограничивает и сужает широкий мир до самой себя. Животный инстинкт просыпался в ней. Иногда в моменты таких мысленных блужданий по лабиринтам сознания она становилась агрессивной, ее злил этот неотступный страх – демоненок, живущий в небольшом чулане. Только она пыталась открыть новую дверь, демоненок открывал свою и ехидно смеялся до дрожи в теле, до резкого прилива крови к голове, когда лицу жарко, а телу холодно – отвратительное чувство.
Агриппина села в такси, на прощание вежливо приобняв Фрица. Она была благодарна ему за проведенное время. Он был так откровенен в своих словах, а она – в чувствах. Они – с такими разными жизнями и характерами. Они могли быть отличной парой и хорошо выглядели вместе. Только Фриц был амбициозен и жил в своих стремлениях, когда Агриппина превыше всего ценила независимость и размеренный плавный ход жизни. Она утомилась от суматохи, когда работала не покладая рук управляющей большим магазином одежды. У нее в голове помещалось множество цифр, цен, фасонов, балансов и сводок. Она была почти незаменимым работником, идеально знающим свое дело. Но ее корни призвали к себе. Бабушкина жизнь помогла ей невообразимым образом устаканить и свою. Агриппина поняла свою ответственность перед собой, сложила полномочия, передав их молодой талантливой девушке, которая была стопроцентным экстравертом в противоположность Агриппе.
Так она и ушла, обратив свой взгляд за пределы магазина и дома. И тогда она увидела улицы, дворы, и черт их побери, темные переулки, где хотелось вкрутить кучу ламп, открыть кафе и посадить туда людей.
В такси она позволила себе откинуть голову на подголовник и смотрела на темнеющее небо поздней осени. Агриппина прощалась с нею со щемящим чувством тоски, будто провожала навсегда сердечно близкого друга, настолько сильно осень откликалась ей в душе. «Глупо бояться», – в очередной раз подумала она. Агриппина с удовольствием ощущала мягкое дерматиновое сиденье, тепло нагретого салона и любовалась сильной спиной ее вежливого водителя.
Она вышла из такси и подошла к дверям своего дома. Это было старое здание, построенное по всем законам благородного общества с прирожденным чувством изысканности. Вход был утоплен в здание, украшенный арочным сводом и освещен желтым мягким светом. По сторонам в горшках росли вечнозеленые туи, и рождественское настроение было первым консьержем, встречавшим жителей дома и их гостей. Массивная деревянная дверь с врезным стеклом была защищена магнитным ключом – новшество, оберегающее дух жилища. За дверью ее встретил уже настоящий консьерж, поинтересовавшийся ее делами и пожелавший хорошего отдыха. Фойе дома сразу окутало ее теплом и провожало ее к лифту по красному ковру.
В доме был лифт и ступени. И возможность менять одно на другое – неплохой способ разнообразить путь наверх. Она любила хорошо освещенные лестничные марши, в то время, когда холодный полумрак, отдававший синевой или болотным цветом, вводил ее в уныние и давал сигнал демоненку выглянуть из своего укрытия.
Лифт, на счастье, уже ждал ее, чтобы поднять к себе. Соседи Агриппины были чопорными жильцами, видевшими мир еще до стремительного прогресса, но уже приспособленными к его бурному потоку. Часто она слышала приглушенный старческий смех даже позже десяти вечера, это означало, что ее благородного возраста соседи хорошо проводят время. Святая простота. Как они радовались жизни.
