Под осыпающимся потолком - страница 10
После чего некоторое время так страшно хлопал глазами, что было страшно, сможет ли он когда-нибудь остановиться, однако, оценив профессиональным взглядом, что необходимо для пошива, в журнал он больше не заглядывал. Костюм получился точно таким, как на иллюстрации. Включая красные нашивки на рукавах и брючные лампасы. Плюс к этому – плащ-накидка с медными пуговицами! Плюс к плюсу – фуражка, отделанная золотым шнуром!
Портного Красина расстреляли немцы в октябре 1941 года. Рядом с кралевской железнодорожной станцией за несколько дней было уничтожено около двух тысяч человек. Даже тогда, на месте казни, Красин до последнего момента, пока не раздалась команда стрелять, рассматривал форму построенных солдат. И только шире раскрывал и без того огромные глаза: какой великолепный покрой, какое гармоничное единство! Ему было просто жалко, что он не может выйти вперед и подойти к ним ближе, чтобы разобраться, как заделана кромка.
Потом, вскоре после национализации кинотеатра, Симоновичу велели униформу больше не носить – какая-то она салонная, как на манекене, с буржуазным душком. Беседу с ним проводил некий Щурик, кадровик, не то гражданский, не то военный. Такое прозвище ему дали потому, что он невероятно много курил и из-за вечно окружающего его облака дыма всегда щурил глаза. Однако, не дай бог, чтобы Щурик предложил тебе воспользоваться его портсигаром и зажигалкой, это означало: конец, выкуривай последнюю – и на расстрел.
Итак, Щурик сначала молча выдымил две сигареты. Он давал огоньку добраться до самых его губ, создавая у «собеседников» впечатление о себе как о человеке, который ни перед чем не остановится, пока до самого конца не сделает то, что и собирался сделать. На Симоновича, который все это время стоял перед его столом по стойке «смирно», он, считай, и не глянул. Симонович же испуганно разглядывал кабинет, насколько дым позволял это сделать. Видно было немногое: пепельница с монограммой «ОЮ», наполненная окурками и пеплом… зловещий портсигар и бензиновая зажигалка… пишущая машинка и револьвер, вроде бы на предохранителе… портреты Тито и Сталина, улыбающиеся, первый загадочно, второй по-отечески… Потом из облака дыма прозвучало:
– Должен тебе сказать, у нас теперь, так сказать, серьезное государство.
После этого Щурик выкурил подряд еще две сигареты. И снова из облака дыма прозвучало:
– А это означает, что вот это, здесь, не какой-нибудь монархический парад или оперетта, или тому подобное.
Чтобы подвести итог, Щурику потребовалось еще две сигареты:
– Скажешь на складе, что я сказал выдать тебе рабочий халат, в количестве одна штука! И еще им скажи, что я сказал тебе подписать расписку… А сейчас ты, скажем так, свободен… Но сперва отдышись, посиди немного на скамейке в коридоре, не хочу, чтобы ты на улице упал в обморок…
И крикнул:
– Коста, заводи следующего! И выбрось окурки!
В кабинет вошел молодой человек в форме, за ним – бывший домовладелец Ягодин, бледный, лицо покрыто капельками пота. Щурик потребовал от Косты пепельницу побольше, потому что дело Ягодина покрупнее предыдущего. Потом стал постепенно добавлять:
– Может, и господин Ягодин… ну, скажем, закурит… или еще лучше… угощайтесь, Ягодин… заткните ее сразу за ухо… а там посмотрим… Я бы не отказывался на вашем месте… какая разница, курите вы или не курите… да это для вас и не табак… это для вас, скажем так, лишние пять минут жизни…