Она не договорила.
Через несколько дней Надежде сделалось лучше, а еще через неделю врачи выписали ее домой.
Накрывая на стол, Кристина, сама не своя от радости, напевала, когда за руку ее схватила бабушка:
– Погоди-ка, птичка божья, почему у тебя цвет глаз изменился?
– Цвет глаз? – хором воскликнули домашние: отец с матерью, сестра с мужем.
– Разве такое возможно? – растерялась Кристина и подошла к зеркалу.
Действительно, вместо привычного зеленого цвета она наблюдала теперь голубой, почти ультрамариновый.
– Как у моего ангела, – прошептала она, не зная, то ли радоваться, то ли печалиться.
Грошев стояла неподвижно, опустив голову и безвольно прислонившись к стене, когда его родной и единственный брат, оформлял документы.
Прошло три месяца и Грошева по закону едроссов выбросили из психушки на руки родственников, то бишь, брата.
Алексей Павлович Грошев, всего лишь двумя годами младше Егора, с опаской поглядывал на близкого родственника, пытался взять себя в руки, унять дрожь во всем теле.
Плохо получалось. Психически больные должны лежать в специальных лечебницах, а не изматывать неадекватными поступками и припадками родню.
Зачем он приехал? Все жена, жадная баба. Мало дома с огородом и сарайками в пригороде, город с благоустроенной квартирой ей подавай.
Торопясь, Алексей Павлович закончил подписывать официальные бумаги и, подхватив под руку брата, не прощаясь с персоналом клиники, поволок Егора на улицу.
– Рецепты дали? – мельком взглянув в зеркало заднего вида на бледного сумасшедшего, сжавшегося на заднем сидении автомобиля, спросила жена Алексея Павловича, дородная женщина с подходящим именем Аглая.
Алексей Павлович молча, предъявил ей ворох бумажек с голубыми печатями.
– Ну ладно, на первых порах перетерпим, – хмыкнула Аглая, заводя машину, – а там вызовем скорую психиатрическую и в интернат для умалишенных его определим!
Алексей Павлович промолчал. Он не был художником, не страдал творческими завихрениями, а являлся надеждой и опорой для родителей, особенно в ту пору, когда старший Егор, чудил, куролесил и пьянствовал.
Братья совсем не общались и в детстве проявляли максимум отчужденности друг к другу.
Егор, прославляемый школой, возгордился, Алексей в тени его славы потихоньку дотянул до восьмого класса и перешел в профессиональное училище, где обрел надежных друзей и уверенность в завтрашнем дне.
Егор остался в школе и на выпускном, его плакаты украшали актовый зал, но Алексею было на это наплевать, он наконец-таки почувствовал себя человеком. Выучившись на строителя, Алексей отслужил в армии, женился и переехал в небольшой город, где обрел новую семью в виде домовитых тестя и тещи.
Но, ни на минуту не забывал о собственных родителях, поздравлял с днями рождения, заботился, когда заболевали, хоронил, когда умерли.
Егор, обуреваемый неведомыми страстями, изображая крайнюю занятость не то, что на дни рождения, на похоронах родителей не появился и вот теперь сошел с ума.
– Поделом, – зло произнесла Аглая, загоняя Егора в ванну, – ишь, как ловко придумал, брат родителей лечит да хоронит, денежки свои тратит, а тебе, хоть бы хны! Бог шельму метит!
– Демон, – перекрестился на нее, Егор Павлович, без стеснения стаскивая с себя всю одежду и залезая в ванну.
– Кто демон? Это я-то демон? – холодно поинтересовалась Аглая, уперев руки в бока.
– Демон, – убежденно прошептал Грошев, погружаясь в пенообразную субстанцию.
