Даша снова попыталась вырваться. Палачу пришлось использовать почти всю свою силу, чтобы удержать ее. Даша извивалась всем телом, пыталась ударить его головой и ногами. Сволочи. Что они натворили? За что ей все это, за что все это ему? Палач застонал и ударил. Сильно. Потом снова ударил. Дыхание Даши пересеклось, и вместо крика вырвался хрип. Руки ее рванули простыню. Даша вдруг перевернулась на спину, и лицо ее приблизилось к лицу Палача.
Он видел, как зрачки ее вначале сжались до точек, а потом, словно прыгнув ему навстречу, расширились.
– Слава, – как в бреду прошептала она. – Слава.
Он потрясенно молчал, вглядываясь в ее глаза.
– Мне плохо, Слава, мне очень плохо. Что мне делать? Сла-ва! Ответь! Помоги же мне! Я так больше не могу, ты же обещал мне помочь! Слава!
Палач молчал.
– Я ведь люблю тебя, Слава, ты слышишь меня, люблю!
Не так. Не нужно так с ним, он не может этого слышать. Он думал, что самое плохое это притворяться человеком. Но быть самим собой и слушать это безумие…
– Даша, хорошая моя, – пробормотал Палач, – я с тобой, все будет хорошо, успокойся, все будет хорошо, я тебя тоже люблю.
– Я ведь красивая? – неожиданно спросила Даша.
– Да.
– Красивая… – сказала Даша, словно пробуя это слово на вкус. – Я красивая. Ты меня правда любишь?
– Да, очень.
– Очень… Ты никуда не уйдешь? Я не хочу, чтобы ты ушел. Честное слово, не хочу. Останься. Если любишь.
– Я не уйду, я никуда не уйду. Я буду рядом.
– Рядом. А ты меня любишь?
– Люблю!
– Честно-честно любишь?
Она уходила в свое семнадцатилетие. Она забывала то, что произошло с ней сегодня, она забывала то, что произошло с ней тогда, в тот проклятый день. Она возвращалась туда, где хотела и могла любить. Она уходила туда и увлекала за собой Палача.
Даша прижалась к нему и он почувствовал на своем лице ее губы. И он почувствовал, как эти губы шепчут безумное «Люблю» и ищут его губы. Он осторожно поцеловал Дашу. Она тихо засмеялась. «Я хочу тебя « – тихо прошептали ее губы. Он замер.
– Это не страшно, что я тебя прошу об этом. Когда очень любишь, то это можно. Ты ведь любишь меня?
– Да, – сглотнув комок, ответил он, – я люблю тебя.
– Иди ко мне, – еле слышно сказала она.
Вначале нужно найти лоха. Лоха вообще нужно всегда держать на примете, но в данной ситуации нужно найти лоха совершенно конкретного и неподдельного. Этим обычно занимался Карась.
У него на подходящего лоха глаз был наметан. С первого взгляда Карась определял в толпе потенциального клиента. В любой, самой угрюмой толпе Карась умудрялся определить того, кто не просто готов отдать все ценности, но еще и имеет эти ценности. Даже сам Карась не мог точно сформулировать набор каких примет определяет его выбор. Он просто знал, что если подойти к эту мужику или к этой телке, или к этому мудаку, то они, телка, мудак и мужик, сделают все что нужно для собственного разорения. Будут действовать как после репетиции и изо всех сил помогут себя кинуть.
Карась вычислял лоха, но первым действовать начинал Пень. У него очень убедительно выходило изображать лоха среди лохов. Именно человек с такой физиономией как у Пня мог совершенно свободно выронить посреди улицы толстенный кошелек или просто кулек с деньгами и пройти дальше ничего не заметив. А потом суетиться, выспрашивая плаксивым голосом у прохожих, не видел ли кто пропажи.
Ответственную задачу развести лоха брал на себя Графин. В зависимости от ситуации и избранного сценария, он либо предлагал лоху поделить найденное, либо просто обращал его внимание на лежащие деньги. Ну и в финале в дело вступали Локоть и Сявка. Сама природа позаботилась об их подготовке на роль вышибал. Такого выражения лица нельзя было специально отрепетировать, с ним нужно было родиться. Только несколько поколений алкоголиков, зачинающих потомство по пьяному делу, могли произвести на свет подобные украшения рода человеческого. Локтю и Сявке достаточно было просто постоять рядом с клиентом, чтобы у того проявилась необычайная сговорчивость в деле расставания с родными ценностями.
