Под сенью боярышника - страница 11
– Рабочие, крестьяне и солдаты могут теперь учиться. Почему бы тебе не попробовать?
– А смысл? В университете теперь ничего не изучишь, – сказал он, отрицательно покачав головой. – А что ты собираешься делать, когда закончишь школу?
– Работать в поле.
– А после того?
Цзинцю расстроилась – она не видела, что у неё будет после того. Как и всех других молодых горожан, её брата отправили в поля несколько лет назад безо всякой возможности вернуться. Он хорошо играл на скрипке; его приглашали и в уездную концертную бригаду, и в Ансамбль политический песни и танца армии и флота, но всякий раз, когда его проверяли на политическую благонадёжность, приглашение отзывали. Уязвленная, она сказала:
– Нет у меня никакого после того. После того, как меня отправят в поля, у меня не будет шанса вернуться, потому что классовый статус моей семьи очень плох.
Он ободрил её.
– Это не так. Разумеется, ты сможешь вернуться, это только вопрос времени. Не думай слишком много об этом и не заглядывай далеко в будущее. Каждый день мир меняется. Кто знает, к тому времени, когда ты окончишь школу, эту политику, возможно, отменят, и тебя вообще никуда не отправят.
Цзинцю чувствовала, что ей нечего ему сказать. Он был сыном чиновника, и несмотря на то, что тоже где-то пострадал, сейчас у него всё было хорошо. Его никогда не посылали учиться у крестьян, но сразу же назначили в геологическую партию. Люди как он не могут понять людей как я, подумала она, не могут понять, почему я переживаю.
– Я хочу вернуться к работе, – сказала она, взяв ручку и делая вид, что начинает.
Он больше не сказал ничего, но пошёл покемарить и поиграть с Хуань Хуанем, пока не настало время возвращаться на работу.
Однажды он вручил ей толстую книгу «Жан-Кристоф» Ромена Роллана.
– Читала?
– Нет. Откуда она у тебя? – спросила Цзинцю.
– Мама купила. Мой папа чиновник, а мама – нет. Может быть, ты уже знаешь, но сразу же после Освобождения, в начале 1950-х, приняли новый закон о браке. Многие партийные кадры побросали своих жён на селе и взяли себе в жёны новых, миловидных, образованных городских девушек. Моя мама как раз и была одной из таких юных девушек, дочерью капиталиста. Может быть, она и за отца вышла замуж, чтобы изменить свой классовый статус. Кто знает? Но она считала, что папа её не понимал, поэтому ожесточилась и погрузилась в депрессию. Большую часть жизни она провела в книгах. Она обожала читать, и книг у неё было много, но когда началась Культурная революция, она струсила и львиную их долю сожгла. Мой младший брат и я спасли немного. Тебе интересно?
Цзинцю сказала:
– Это всё очень капиталистично, но, полагаю, мы могли бы усваивать это критически?
И опять он посмотрел на неё, как на ребёнка.
– Это всё всемирно известные книги. Только… прямо сейчас в Китае, ну, в общем, не самое благоприятное время. Но известные произведения известны по своим причинам, а не становятся макулатурой из-за каких-то временных перемен. У меня ещё есть, если тебе будет интересно, но тебе нельзя читать слишком много, а то это скажется на твоей манере письма. А ещё я мог бы помочь тебе с этой самой манерой.
Он тут же присел, чтобы помочь ей с некоторыми абзацами.
– Я многое знаю об истории Западной Деревни. Я кое-что напишу, а ты отнеси это своим учителям и друзьям и посмотри, заметят ли они разницу. Если не заметят, то я буду помогать тебе.