– Держи! – Мехмет потянул за ветку дерева и сорвал с неё сразу два шарика на длинных черешках.
Черешки были соединены между собой, а мохнатые шарики в тот момент, когда Мехмет протянул их Элиф, столкнулись друг с другом, как шаловливые дети, пользующиеся любой возможностью, чтобы поиграть. Элиф схватилась пальцами за черешок и, откликнувшись на этот призыв к игре, стала ими размахивать. Шарики задорно взлетали то вправо, то влево, а когда Элиф подбрасывала их повыше, вообще, норовили улететь. Но их крепко держал черенок, который всегда возвращал заигравшиеся шарики к руке Элиф.
– Ну, попробуй теперь убедить меня, что ты не маленькая девчонка! – улыбнулся Мехмет, наблюдая за Элиф – он и сам хотел бы убедить себя в том, что она ещё ребёнок.
– Слушай, сначала здороваются, а не пугают внезапным появлением погружённого в свои мысли человека.
Элиф не понравилось, что Мехмет назвал её «маленькой девчонкой», и она решила ответить ему колкостью, сказав что-то неприятное, которое сразу уводит за черту близости. Но, произнеся эту фразу, она тут же почувствовала, что её покинуло неловкое волнение, которое минуту назад не давало ей расслабиться.
– Извини, пожалуйста! И, здравствуй, Элиф! – миролюбиво сказал Мехмет: он и сам понял, что задел девушку напоминанием о её возрасте.
– Здравствуйте, – Элиф подчёркнуто перешла на «вы». – Как ваша поездка в Америку? Не отложилась ли потому, что визу вам не выдали?
– Элиф, я улетаю завтра! – Мехмет очень серьёзно посмотрел на девушку.
Она как-то разом потеряла своё колкое, задорное настроение, и слёзы тотчас наполнили её и без того прозрачные, синие глаза.
«Два озера глубоких, таких глубоких, что страшно: затянут – утонешь, погрузившись на опасную глубину. Задохнёшься от волнения – не выбраться назад, не выплыть. И даже опыт не спасёт пловца», – отметил про себя Мехмет и с трудом заставил себя отвести глаза от этой синей, манящей глубины, в которую и броситься бы рад, да непозволительно там плавать. Стой и смотри только.
То же самое сделала и Элиф, испугавшись внезапно нахлынувших слёз, которые могли выдать её чувства. Пускай не думает, что его скорый отъезд расстроил её до слёз!
Мехмету хотелось прижать голову Элиф к своей груди, чтобы унять внутренний трепет. Испугавшись своего желания, он отпрянул от девушки. Элиф, заметив это, удивлённо взглянула на него, ожидая объяснений.
Но он продолжал молча стоять, изредка посматривая на неё и, словно боясь чего-то, тут же отводил свой взгляд. Что ей сказать? Как объяснить ей свою вынужденную отчуждённость, когда она так доверчиво, не скрывая своих чувств, смотрит на него, обезоруживая Мехмета и напрочь лишая его слов.
– Когда вернёшься? – первой нарушила молчание девушка, справившись с охватившим её отчаянием и перейдя на «ты»: не до обид – он уезжает!
– Вернусь, – задумчиво произнес Мехмет, избегая смотреть ей в глаза, – обязательно вернусь.
– Когда?
Элиф нужен был конкретный ответ. Мехмет уходил от него, и она начинала злиться. Она всегда злилась, когда сразу не могла получить то, что хотела больше всего. А сейчас… он уезжает так далеко, что кажется: он просто исчезает! Исчезает, растворившись в воздухе, как и не было его никогда, как будто она сама его себе придумала. Элиф захотелось сначала вцепиться в него руками, а потом, размахнувшись, крепко ударить кулаками в его грудь, достучаться ими до его сердца: как он посмел уезжать тогда, когда она его полюбила! И она бы стучала своими кулачками в дверь его души до тех пор, пока бы у неё в груди не утихла боль отчаяния, не дающая ей дышать, спазмирующая и мучительная. Пока бы он не понял, как ей будет плохо без него, и что она уже никогда не сможет быть прежней беззаботной Элиф, а станет одинокой и покинутой им Элиф.
