Элиф отключила звонок.
«Ах, Аллах! Фатиме, Фатиме! Хотя, собственно, чего можно было ожидать от больной женщины, которая с готовностью обвиняет меня во всех в своих бедах?» – Элиф стала энергично расставлять кастрюли на полках. Ну, надо же: вся посуда не на своих местах!
Она старалась уговорить себя не нервничать из-за сказанных Сафией слов, пыталась отвлечься от них, занимаясь домашней работой. Но покой не спешил к ней.
Элиф выглянула в окно. Может картинка за окном заставит её хоть на время забыть грустные события сегодняшнего дня, под тяжестью которых может сломаться и молодое некрепкое деревце, и видавший виды исполин, у которого в сердцевине давно завелась труха – результат проворного труда жуков и червяков, неустанно подтачивающих крепкую плоть.
– И дерево не выдержит, что уж говорить о человеке, которого болячки подточили, – твердила Элиф.
Вот их платан… Она задумалась, остановив свой взгляд на нём. С виду безмолвный и могучий, он так же, как и много лет назад, возвышается, скрывая половину улицы своей ещё густой кроной. Осень, конечно, проредила её, позаимствовав одну часть листвы для мягкого ковра, который расстелила под платаном, а второй части – взяла и подарила медовый оттенок, истончив и сделав незаметнее.
Но гигант непоколебим в своём покое: он уверен в целесообразности происходящего вокруг, и его не тревожат возникающие из-за этого изменения в нём самом.
Элиф внимательно присмотрелась к древу. Где-то на нём должны были быть и плоды. Но разглядеть их из окна невозможно, и очки не помогают – она давно уже в возрасте дальнозоркости, который мешает хорошо видеть вблизи, но и даль умудряется сделать мутной и зыбкой. Но плоды на платане есть – не могут не быть. Сейчас их время. И эти небольшие мохнатые шарики – тоже его оплот.
– Плоды, плоды, – проговорила она. – Где вы, мои сыночки? Дай, Аллах, чтобы всё у вас было хорошо. Ах!
Вместо того, чтобы успокоиться, Элиф ещё больше разволновалась. Не помогло ей созерцание вечно спокойного гиганта – привело к мыслям о своём, потерянном, которое не отпускает, да и не отпустит никогда и уйдёт только вместе с ней… Нет, обязательно нужно дожить до того дня, когда увидит она свои побеги – своих детей… Не может такого не случиться! А Назлы, дочке, прямо сейчас надо позвонить, чтобы на днях заехала.
Элиф тут же набрала номер.
– Назлы, дорогая, Фатиме стало хуже. Скорая в больницу увезла. Жду новостей. Да, Мехмет поехал с ней. Я? Готовлю. Коленка скрипит, бегать не даёт, но до кухни дохожу. Сама как? Хорошо. В выходные заедешь? Ждём. Позвоню, если что. Долго не могу разговаривать: вдруг Мехмет дозванивается из больницы. Хорошо, дочка, хорошо.
Элиф положила трубку и почувствовала, что обруч переживаний, давящий на грудь, ослабил свою хватку. Разговор с Назлы, словно холодный компресс, вовремя поставленный на место ожога, снял острую боль.
«Навалилось сегодня!» – отметила про себя Элиф и вспомнила о таблетках, которые надо обязательно принять, чтобы давление не поднималось, и голова оставалась относительно лёгкой, без свинцовой тяжести в затылке.
Она нашла таблетки. А когда запила их водой, раздался ещё один звонок – теперь уже в дверь.
– Приехали! – заспешила она в коридор.
В дверь вошли понурый Мехмет и немного усталая Алия. Видимо, и на неё больничные интерьеры подействовали угнетающе.
– Почему не позвонили? Я уже не знала, что и думать! – Элиф взмахнула руками.
