– Я ребят домой отпустил, – ответил тот. – Один ещё днём ушёл. Ему надо крышу на доме починить. Лето кончится, дожди придут. А у другого отец заболел. Очень заболел. Пусть побудет с ним…
– А ты решил сам нас караулить? – уточнил Владимиров, тронутый до глубины души проявленной заботой старика Чана.
– Приходится, хозяин, – ответил тот.
– Чан, я тебя уже просил не называть меня хозяином. Ваши хозяева в Европе и Маньчжурии, и кое-кто ещё дальше, – стараясь как можно убедительнее, сказал Владимиров.
– Как прикажете, хозяин, – согласился Чан и добавил. – Я днём тут видел человека… На китайца совсем не похожий, на японца не похожий и на европейца не похожий…
– И кто он? – нетерпеливо прервал Чана Владимиров.
– Скорее всего, он из Монголии, – невозмутимо продолжил старик. – Больно уж близко подходил к дому. Высматривал что-то. Долго высматривал. Потом как сквозь землю провалился. Скорее всего, в ущелье спустился и по ущелью ушёл. С добрыми намерениями человек не скрывается от людских глаз, – Сделал заключение Чан.
Владимиров согласился с ним, однако серьёзно к рассказу старика не отнёсся. «Мало ли кто бродит в окрестностях», – решил он про себя. Однако уже через два дня Долматов сообщил, что на горе кто-то пытался снять фидерное устройство на антенне…
Наконец, десятого июня, Владимирова пригласили к Мао Цзэдуну.
И произошло это следующим образом: во второй половине дня в доме неожиданно появился Кан Шэн. Поздоровался со всеми, огляделся по сторонам и сказал:
– Хорошо устроились… – потом обратился к Владимирову. – Товарищ Сун Пин, сегодня в девять часов вечера вас будет ждать председатель, товарищ Мао. Если у вас накопились к нему вопросы, заранее продумайте, о чём спрашивать, потому как на ваш приём отводится всего полчаса.
Всё это он произнёс серым будничным голосом, ещё раз осмотрел комнату и направился к выходу, но у двери остановился и сказал:
– Я слышал, кто-то пытался вывести из строя вашу антенну… Скорее всего, это были люди, которые промышляют воровством и разбоем. Придётся их, как гоминдановских шпионов, расстреливать…
Владимиров успел заметить в прищуренных глазах Кан Шэна, как на какое-то мгновение в них мелькнули хитрые искорки, и он вдруг понял: Кан Шэн знает, чьих это рук дело.
…В девять часов вечера Владимиров уже был у Мао Цзэдуна. Пожимая ему руку, Мао поинтересовался самочувствием Владимирова, затем добавил:
– …Тут у нас от жары можно с ума сойти. Или любую болезнь подхватить. Хотя вам, товарищ Сун Пин, – Мао эти слова подчеркнул особенно, – никакая болезнь не угрожает. У вас есть свой доктор. Мне доложили, что он очень старается наладить работу хирургического отделения нашего госпиталя. Это хороший пример для наших врачей… – Мао на этом месте прервал свою речь, взял со стола пачку сигарет, извлек одну и неторопливо прикурил от свечи, стоящей в центре стола в старинном бронзовом подсвечнике.
Мао Цзэдун, видимо, перехватил взгляд Владимирова на подсвечник и пояснил:
– Цзян Цин на рынке купила… Ей нравятся такие вещи… Я вспоминаю иногда трудности, которые нам пришлось преодолевать во время перехода из Цзинчана сюда… Да, мы потеряли тогда многих верных своих товарищей. Гоминдановцы шли за нами по пятам, не давая нам возможности остановиться и отдохнуть… Сегодня у нас снова достаточно большая армия, однако она требует постоянного внимания. Надо перевооружиться, хорошо одеть и обуть, кормить солдат и командиров, заботиться о их семьях. Всё это не так просто. Мы уже обращались в Москву с просьбой оказать нам помощь, хотя я и мои товарищи понимаем, что и вам трудно. Мы будем терпеливо ждать, – Мао затянулся дымом, стряхнул пепел сигареты прямо на пол и продолжил. – Когда японцы напали на нас, мы помирились с Чан Кайши. Я простил ему даже казнь моей супруги. Мы надеялись, что вместе дадим отпор захватчикам и освободим нашу многострадальную землю от иностранных захватчиков. И мы добились заметных успехов. Однако Чан Кайши чего-то испугался и пошёл на сепаратные переговоры с японцами. КПК для него была страшнее японских фашистов… И он вероломно обрушился на нас…
