– Ну и как вас встретили? – спросил Алеев.
Орлов усмехнулся.
– Как незваных гостей. Никакой санитарной части не нашли. Лечат, как могут, прямо в казармах: травами, настойками, примочками и какими-то порошками из костей животных… И вот что ещё интересно. В соседней деревне, оказывается, стоят японцы. Бойцы мне рассказали, что их в деревне человек сорок. Ведут себя, как дома. Когда я спросил: «А почему вы их не выбьете из деревни?», ответили: «Трогать не велят. Убьём сорок японцев, пришлют в десять раз больше…»
– Постой, постой, Андрей Яковлевич, – прервал его Владимиров. – А командование дивизии перед кем-нибудь отсчитывается?
– Перед штабом корпуса, – ответила Орлов. – Бумагами. Ещё меня поразили сохранившиеся до сих пор среди командного состава феодальные отношения. У них по две-три жены! И главное, никто не получает денежное содержание. У каждого командира полка в подчинении одно или два небольших предприятия по переработке сельхозпродукции. Они же и назначают налоги для крестьян… Ну, зачем им воевать? – насмешливо произнёс Орлов.
– Действительно, незачем, – ответил Владимиров. – Всё понятно… – И продолжил: – оставайся, Андрей Яковлевич, у нас. Отогреешься, а завтра видно будет…
Уже вечером за ужином снова зашёл разговор о поездке в сто двадцатую пехотную дивизию.
– …Я убедился, – сказал Орлов, – что для тех, кто сегодня тут заправляет всеми делами, враги вовсе не японцы, а гоминдановцы. В войсках такое же настроение – от рядового до начальника штаба дивизии… И полная расхлябанность. Я был свидетелем, когда первому попавшемуся на глазах крестьянину вручили пакет с документами, чтобы этот отнёс их в соседнюю часть. Вы себе можете такое представить?
– Уже можем, – ответил Долматов. – Они же не собираются ни с кем воевать, – насмешливо добавил он.
Однако никто за столом не поддержал насмешливого тона Долматова.
В комнате какое-то время стояла неловкая тишина. Её нарушил Владимиров.
– Действительно… Всё идёт к тому, что местное руководство чётко придерживает позиции: и быть в состоянии войны с японцами, и не воевать с ними. И таким образом сохранить свои вооружённые силы. А для чего, догадаться нетрудно…
В это время из радиоузла появился Риммар.
– …Ну и шуму наделали наши Симонов и Эренбург! – объявил он. – Почти все американские и английские радиостанции возмущаются их поведением на приеме у американского представителя в Москве Уилки!..
Все с любопытством посмотрели на Риммара, а тот молча прошёл к столу и сел.
– Коля! – не выдержал Южин. – Ты сказал «а» говори и «б»!
– Я всё сказал, – ответил Риммар. – А-а-а… В общем, они высказали оскорбительные замечания в адрес союзников за то, что они тянут с открытием второго фронта в Европе.
– Да… Не дипломатично поступили Симонов и Эренбург, – насмешливо заметил Алеев. И направился в свою комнату, однако у двери остановился и добавил: – Но верно…
…Дождь лил всю ночь. Он то усиливался, то стихал, то снова усиливался, и казалось, ему не будет конца.
Ночью Владимиров снова долго не мог уснуть. Вспомнил прилёт в Алма-Ату и такую неожиданную встречу с Марией и ребятами. И глаза Марии грустно-тревожные, такие как будто она смотрела на него в последний раз…
В группе Владимирова никто вслух не вспоминал о своих родных и близких, но Владимиров был уверен – все думали о них. Так легче было переносить разлуку. Человек не может без этого выдержать одиночества, даже если он и живёт среди людей.
