– Покури пока, – он протянул знакомому «Мальборо». – Я быстро.
– Давай! – мужичок ловко выхватил из пачки сигарету, прикурил от протянутой Семеном зажигалки, смачно затянулся. – Сегодня Клава работает, ты б все-таки присмотрелся к ней получше, не гоже в сорок лет-то холостым ходить.
Семен, не дослушав знакомого, открыл дверь и шагнул в духоту нижнесеменовского почтового отделения.
Деревянная стойка и две видавшие виды телефонные кабинки, в которых прятались на удивление современные аппараты.
Не обращая внимания ни на призывные взгляды телефонистки Клавы, ни на небольшого роста девочку в платке, нетерпеливо щелкавшей ногтем по проводу трубки в соседней кабинке, Семен сосредоточенно набрал длинный московский номер, после каждого нажатия клавиши, сверяясь с извлеченной из бумажника карточкой. После пятого гудка Семену ответил механический голос:
– Оставьте свое сообщение, если оно окажется полезным, с Вами свяжутся. Говорите после звукового сигнала. Спасибо.
– Это Семен, ну, Полоцкий Семен Петрович, с деревни Чуйская. Я собираюсь приехать. Ну, к вам в Москву. Но вот решил на всякий случай сперва позвонить. У нас, вишь как, происходят странные вещи, – он нервно теребил замок ветровки, судорожно соображая, как бы в двух словах нарисовать ситуацию. В итоге в двух словах не получилось. Получилось длинно, путано и бестолково.
Пока Семен пытался выдавить из-себя хоть что-то членораздельное, девушка из соседней кабинки закончила свой разговор и опустив голову выскользнула на улицу.
Когда Семен закончил, он с тяжелым вздохом опустил трубку на рычаг. Рассказ вышел совсем не таким впечатляющим, как он надеялся.
– Что-то не так, Семен Петрович? – Клава тепло и одновременно лукаво смотрела на пораненного и перепачканного посетителя. – Выглядите Вы не важно.
– Спасибо Клавочка, все нормально. Просто тяжелый день, – выдавил из себя Полоцкий, даже не подозревая, насколько был прав, и поспешил к выходу.
– Ну, дозвонился? – Силаев хитро выглядывал из-под густых бровей.
– Да, да. Слушай Палыч, а кто в том доме живет? – Семен указал пальцем на забор, за которым ему померещились
(померещились ли)
страшные волчьи глаза.
– Это в котором?
– Дак, аккурат в третьем по правой стороне.
– То бабка-самогонщица, Елена Никитична. У-у неспокойная. Почитай восьмой десяток разменяла, а все ей неймется. Весь год пыхтит, а к сентябрю полный погреб самогона разного набьет. Потом торгует потихоньку до самой весны. Да ты пошли, пошли! Надо рану то поглядеть, да одежду почистить, а то и сменить. Не гоже в таком виде в город заявляться, а ты брат туда направляешься, это к бабке не ходи, – старые знакомые двинулись к машине. – Так вот, настойку рябиновую, что мы с тобой так уважаем, я у нее, значит, и беру. Семьдесят пять рублей пол-литра! Но того стоит, сам знаешь. А на днях постояльцев себе взяла, ну за плату естественно.
– Постояльцев? – напрягся Семен, вспомнив вопрос следователя.
– Ну, как есть, – охотно закивал его товарищ, – Дом-то у нее большой будет. Вот и приютила по случаю. Мужика такого здорового с дочкой. Дочка то как раз только что из почты выскочила. Не видел, что ли?
– Краем глаза, – пожал плечами Полоцкий.
– Ну, так вот, – продолжил его товарищ, – Приютила, значит. Говорят двести рублей в день берет, но то, конечно, брешут. Сам-то я мужика этого не видел, только дочку. А вот жена рассказывает, мол, мужик статный, добропер…, тьфу ты, добропорядочный. Вчера вот весь день дрова колол, потом баню топил. На зэка не похож, одет добротно, только вот, жена говорит, с лицом чей-то, то ля шрам, то ля еще что. А дочурка вроде как симпатичная, да приветливая и вежливая.
