Врач находилась рядом и все слышала, повернулась к нам и таким скрипящим голосом сказала:
– Да, ребята, горя вам еще хлебать да хлебать. Все, хватит, ему отдыхать надо, выходи отсюда.
– Ладно, – сказал Марат, – пойду, – повернувшись к врачу спросил: – а когда его отпустят?
– Зачем он тебе? Видишь, в каком он состоянии.
– Ладно, – сказал мой друг, – выйдешь – подумаем, что дальше делать. А без него думать некому, наверное.
– Я извиняюсь, – обратился я к доктору, – когда мне можно будет выйти отсюда?
– Думаю, завтра отпущу.
Сделав мне ещё несколько уколов, она ушла, а я заснул.
Наступило утро, я полностью проснулся, в палате я был один. Прямо передо мной было окно, на котором висели занавески. Раннее утреннее солнце просвечивало занавески и грело мне лицо. Странно, вот лежу здесь, вроде все нормально. Нет никаких проблем. Все хорошо, не было холода, обмороженных ног. Вообще нет ничего, кроме этого солнца. Такое легкое состояние души, трудно объяснить, что случилось. Лежу себе и видеть никого не хочется. Прошло время, в дверь вошла моя спасительница.
– Доброе утро, – сказал я.
– Доброго здоровья, – ответила она и стала замерять давление.
Закончив, сказала, что организм быстро восстанавливается:
– У тебя все хорошо.
– Все хорошо? Тогда я собираюсь? – спроси я.
– Да, конечно. Вот твои дружки передали тебе вещи.
Я открыл пакет, в нем были брюки, носки, трусы и новая футболка. И только сейчас я увидел, что лежу абсолютно голый. Встать было невозможно. Женщина тактично вышла, и я стал одеваться. Только когда осталось обуть кроссовки, я вспомнил о своих ногах. Они были забинтованы, и кроссовки на ноги не налезали. Посмотрев на мои безуспешные попытки, вошедшая врач сказала, что надо обувать тапочки, иначе никак. Я дальше подрезал тапочки, в которых ходил по РОВД, и вышел обуться во двор. Солнце было таким ярким, что я сразу зажмурился.
Ко мне подбежали ребята, стали расспрашивать. Каждый задавал свой вопрос, не дожидаясь ответа, задавал другой. Подошел мент.
– Пошли, тебя следователь ждет.
Идти было больно, но гораздо легче, чем раньше. Подошли к кабинету, мент постучал и, попросив разрешения, проводил меня в кабинет.
– Добрый день, присаживайтесь.
В кабинете за столом сидел капитан. По этому товарищу можно было сказать, что он очень гордился собой и, надо сказать, этот мундир был ему к лицу. В этом следователе чувствовалась его офицерская выправка.
– Простите, а где тот следователь, который меня допрашивал?
– Вам понравился наш Каримов? – удивившись, спросил следователь.
– Да, – говорю, – особенно его просаленный мундир и небритое лицо.
– Он Вас больше допрашивать не будет, он у нас по другим делам.
«Швея-тракгористка», – подумал я. А вслух сказал:
– Понятно, если надо «сшить» дело, то его приглашают.
Следователь молча укладывал бумаги и сделал вид, что меня не слышал. Закончив перебирать бумаги, он сказал:
– Приступим. Расскажите все, от Волгограда до конца.
Понятно было, что следак уже все знал, и пока я рассказывал, он печатал на клавиатуре. Дойдя до того места, где мы подошли к РОВД, я спросил:
– А как меня били, тоже рассказывать?
Следователь поднял глаза и спросил:
– Будете заявлять?
– Нет, не буду, – ответил я.
– Тогда не надо, этот пикантный момент пропустим. Пишите заявление по факту Вашего похищения и угона машины, а то выяснится, что пострадавших-то нет.
После окончания допроса я был отпущен. Добравшись до своих, я спросил у Марата, звонил ли он в гараж. Конечно, это был глупый вопрос: стал бы он сам звонить. Ребята стали готовиться к обеду. Выбрав момент, Николай спросил:
