– Надь… давайте позанимаемся чуть позже, а сейчас… хотите послушать музыку?
– С удовольствием! – Девушка присела в кресло.
Василий Николаевич положил руки на колени… медленно поднял и… тронул клавиши… Звуки то замирали, то брызгами выплёскивались из-под рук. Надя, прикрыв ладонью лицо, слушала дивную мелодию… Но вот музыка стихла… Василий Николаевич снова опустил руки на колени…
– Чьё это произведение? – после минутной паузы спросила Надя.
– Вам понравилось?..
– Очень… просто нет слов… Кто автор?
– Я…
– Вы?..
– Да… Это – вальс. Я посвятил его… Вам, Надя…
– Василий Николаевич… надо же… так приятно. Вы же – настоящий композитор! Спасибо… тронута…
* * *
По чистым весенним бульварам гулял нарядный люд.
Задорно перезванивались трамваи. Из зелёных городских клумб выглядывали анютины глазки, кивали шляпками ромашки. Обычно разговорчивый, Василий Николаевич был молчалив.
Вот и место расставания. Сейчас попрощаются и разойдутся по своим делам.
– А что, Наденька, махнём в ресторан? – вдруг предложил Василий Николаевич, но тут же испугался, боясь отказа.
– А почему бы и нет! – быстро ответила девушка, словно ждала приглашения.
Они пили лёгкое вино, смеялись, слушали музыку.
Василий Николаевич чуть охмелел.
– Потанцуем?
– Конечно!
Он нежно привлёк Надю, обнял, горячо зашептал:
«Не уходи из сна моего
Теперь, когда ты, наконец-то, рядом
Улыбкой и сердцем, теплом и взглядом,
Мне мало, мне мало уже всего!
Не уходи из сна моего!»
– Асадов? – угадала Надежда.
– Асадов…
Они медленно шли по набережной. Было ещё светло. Солнце жарким караваем повисло над речкой. Сквозной ветер трепал волосы. Василий Николаевич о чём-то думал. Отвечал невпопад. Неожиданно остановился. Взял Надину руку, прижал к своим губам.
– Наденька… я… я люблю Вас, – тихо, чуть не плача, признался он.
Надежда опешила: «Вот нич-чего себе, Василий Николаевич… огорошил!..» Такого признания она почему-то никак не ожидала. Разве может человек, ни разу не видевший её… полюбить?
– Что делать?.. – спросил нерешительно Василий Николаевич. – Люблю давно… как только услышал Ваш приятный, душевный голос. Наши прогулки, беседы… Вы – добрая, умная… Вы понимаете меня. Вас нет, я скучаю. Не могу без Вас… – Помолчав, повторил: – Скажите, что мне делать… Надя?
Перед Надеждой стоял, опустив голову, уже не романтически-загадочный красавец-музыкант, а жалкий слепой человек с блуждающей улыбкой и покорно ожидал ответа, как милостыню. Женщина видела, что Василий Николаевич не шутит. Знала и то, что она испытывает к нему лишь сострадание с того момента, когда увидела его тросточку. «Господи, «что делать?..» хм… ничего! – Надежда сморщилась, пожала плечами, – какая… любовь, о чём он?» Вдруг встал перед глазами случай с мальчишкой-велосипедистом. Надежда вспомнила, как однажды Василий Николаевич пришёл покарябанный, с кровоподтёками и ссадинами на лице. Виновато объяснил: «Водитель-сосед у подъезда оставил грузовик с арматурными прутьями. Я и наткнулся…»
«Ну и что, – сердито думала Надежда, – вот так каждый раз и будет? Ему же нянька нужна, а не жена! Слепой, а туда же – «люблю». Не-ет… Нет, нет! Зачем мне такие радости? – Хмыкнула: – Допровожались… допрогуливались…»
– Василий Николаевич… дорогой, – как можно мягче сказала она, высвобождая руку. Молодой человек съёжился в ожидании приговора… – Василий Николаевич… – Надя взглянула на него, раскрасневшегося то ли от волнения, то ли от выпитого. – Вы – милый, добрый… замечательный… – женщина поправила ему шарфик. – Я… очень… уважаю Вас… Но… поймите меня правильно: вы мне нравитесь… – она помолчала, подбирая нужные слова, – нравитесь как человек… как музыкант… Не больше… Понимаете?.. – Она погладила Василия Николаевича по плечу. – Мы не можем быть вместе… не можем. Извините меня… Пожалуйста…
