– В отпуск я действительно собираюсь. А ехать никуда не хочу. Дома буду.
Лена понимающе кивнула. Настя никому не говорила, что Борис в отпуске уже был, но сейчас ей показалось, что чуткая Лена об этом догадывается.
– Настя, у тебя никаких неприятностей нет?
– Нет, – твердо уверила ее Настя.
У нее нет никаких неприятностей. Если не считать того, что Боря болеет у мамы, и ей приходится возвращаться в пустую квартиру. А еще придется искать работу, потому что видеть и слышать Саморукову больше нет никаких сил.
– Настя, ты подумай, – попросила Лена. – Ну из-за чего Игорь может нервничать?
– Не из-за меня. Точно. Лен, а ты точно не фантазируешь? Он мне звонил вчера, и я не заметила, чтобы он нервничал. Балагурил, как всегда.
– Зачем он тебе звонил?
– Он собирается подарить дяде Леве камин. Советовался, – усмехнулась Настя.
– Камин? Бред какой. Зачем дяде Леве камин?
– Вот и я не знаю.
– Может… это просто был повод? – Лена развернулась и посмотрела на нее в упор. Глаза у нее были тревожные, и Настя всерьез забеспокоилась.
– Леночка, у меня нет ничего такого, из-за чего он мог бы волноваться. И делить мне с ним нечего. Если у него какие-то трудности, то это со мной никак не связано.
– Ладно, – вздохнула Лена. – Ты извини, что я тебя с работы сорвала.
– Да ну, ерунда какая. Я всегда рада тебя видеть.
– Я тебя тоже. Надо нам почаще встречаться. Может, прямо в эти выходные? – оживилась Лена. – Приезжайте к нам с Борей.
– Он болеет.
– Ну так одна приезжай. Приезжай, Настя. Что тебе дома одной сидеть? А я рада буду, и Игорь тоже.
И опять Настя поразилась ее проницательности. Как она догадалась, что Боря болеет у матери?
– Приезжай обязательно, – велела Лена. – Хочешь, я за тобой заеду?
– Спасибо, – улыбнулась Настя. – Это лишнее.
– Значит, договорились. Мы тебя ждем. В субботу. Часа в три. Подходит?
– Подходит, – опять улыбнулась Настя.
Она ничего не планировала на выходные. Да и что было планировать? Стирку? Поход в магазин за продуктами? А ведь это здорово, провести субботний вечер в гостях. С чуткой Леной. С громогласным Игорем, который в присутствии жены становился совсем не шумным и не надоедливым. Вернее, не таким шумным, как обычно.
Помахав Лене, Настя вернулась, зашла к Антонине Ивановне, взяла бланк на отпуск, написала, что берет двадцать четыре дня начиная с одиннадцатого ноября. Ровно через две недели с момента подачи заявления. Точно в соответствии с трудовым законодательством.
Оставила заявление на столе у табельщицы и уселась перед компьютером, соображая, как за две недели закончить четыре больших проекта. Конечно, время будет и после отпуска, но вчерне все необходимо сделать до него.
Татьяна ворвалась в комнату в самом конце рабочего дня, когда ни Вити, ни Инны Марковны уже не было: трудовая дисциплина в институте соблюдалась слабо.
– Ты решила меня подставить, да? – выдохнула бывшая однокурсница с такой злобой, что Настя опешила.
– Что я… решила?
– Ты думаешь, уйдешь в отпуск, и отдел развалится, да? Без тебя никто ничего не сможет? – Татьяна перешла на визг.
Такой Настя Саморукову еще не видела. Она часто говорила злые и оскорбительные слова, но обходилась без крика. В институте повышать голос было не принято.
– Ты думаешь, я тебя упрашивать буду? Не надейся! Я подписала тебе заявление! Ты хочешь меня подсидеть, да?
– Тань, ты в своем уме?
– Я-то в своем! Это вы все здесь чего-то не понимаете. Инна ваша языком мелет, думает, я не знаю? Ей на пенсию захотелось? Так это я мигом устрою! Так ей и передай!
