Впрочем, Трамбле все же рассказал, что фамилия была дана односельчанами некоему пройдохе, умудрившемуся впарить проезжим купцам осину под видом красного дерева. Потом бедолага два месяца прятался в лесу, кстати, осиновом, от праведного гнева потерпевших.
В конце концов Гиллмор не выдержал, спросил-таки о плане на предстоящее сражение. В ответ получил пожатие широкими старпомовскими плечами и невнятное уверение, что де все моряки знают, что им делать, а гостям их место в бою еще успеют указать.
И вновь – о ценах и сплетнях. И неожиданно – о женской моде: Буагельбер в Кале купил для жены затейливую шляпку и сейчас интересовался у специалистки, не придется ли дома нарваться на суровый шторм. Мысли о том, что до дома можно и не добраться, он, похоже, не допускал.
В общем, к концу обеда графиня твердо решила, что либо Буагельбер – грозный морской волк, не знающий слова «поражение», либо законченный авантюрист, которому безразлична судьба и корабля, и команды, и пассажиров. Включая и владелицу корабля. Несколько необычную, если вспомнить содержание купчей, но все же хозяйку, черт побери!
Когда вышли из каюты, первое, что бросилось в глаза, – пустота и тишина. На палубе прохаживались или просто сидели на канатных бухтах и каких-то бочках полтора десятка моряков. Никаких мушкетов, которые еще недавно готовили к бою матросы, не было видно. Лишь вдоль бортов появились кучи кое-как скомканной парусины.
– Господин сквайр, – обратился Буагельбер к пассажиру, – прошу спуститься с вашими слугами на нижнюю палубу. Штурман объяснит, что надлежит делать. А вы, ваше сиятельство, пройдите в свою каюту. Сейчас она завалена оружием. Когда все начнется, заряжайте отстрелявшие мушкеты, передавайте их морякам. Если… точнее, когда пираты бросятся на абордаж, поднимайтесь со служанкой на шканцы, стреляйте оттуда сами.
И когда женщина направилась к каюте, добавил:
– Держите дверь постоянно открытой. Когда все начнется, будет дорога каждая секунда.
Каюта действительно оказалась забита. Десятка три мушкетов стояли, прислоненные к стенам. Открытый бочонок с порохом, ящик с пулями. Фитили, которые перед выстрелом надлежало зажечь. И при неосторожном обращении устроить неслабый взрыв, подорвавшись самим и захватив с собой на тот свет немалое количество соратников.
К оружию был приставлен вихрастый молодой матросик. Неодобрительно посмотрев на благородных дам, он пробурчал нечто невразумительное по поводу баб на корабле и с оружием. Затем, как заправский командир, указал каждой, где именно стоять и что именно делать. Графине досталось передавать бойцам в правые руки готовые к выстрелу мушкеты, Жюли в левые – зажженные фитили. Чтобы не дай бог перепутать! Это забывший всякий политес матросик повторил раз десять, откровенно невысоко оценивая умственные способности соратниц.
А шебека «Хитрая» тем временем неумолимо шла к обреченному на захват флейту. Весла мерно шлепали по воде, уже давно слышались глухие удары барабана, задававшего ритм гребцам. Теория морского боя требовала на подходе к противнику совершить маневр, чтобы выйти из-под удара вражеской артиллерии и произвести собственный выстрел. Но сейчас, очевидно, ничего подобного не требовалось.
Да и в самом деле, зачем? Флейт – изначально не военное судно. К тому же у купцов служат самые бестолковые матросы, которым почти всегда задерживают плату. А то и просто бросают в дальних портах часть команды, если рейс оказывается недостаточно выгодным.
