– Передохнём недолго, – сказал отец Максим, забираясь по разбитым ступеням на платформу. Он достал из чемоданчика ломоть хлеба, завёрнутый в белую тряпицу, литровую банку с маринованной рыбой и бутылку кваса. Бутылка была необычной формы – с узким высоким горлышком и огромным утолщением книзу.
– Какая бутылка! – не удержался Николка. – Старинная?
– Старинная. Ей, насколько я знаю, лет двести. Как-то один старец мне сказал: «Пригуби, Максимушка, мой квасок да забирай сию бутель себе. Чую, много отпущено тебе бродить по Рассей. Пей квасок на помин о моём тебе дорожном благословении». Старчик-то вскоре помер, а его бутель при мне осталась. Так мы с ней и путешествуем по миру.
Николка приподнял бутыль:
– Ух ты, тяжёлая!
– Ну да, вроде вериги.
– Вериги?
– Да, есть такое понятие. Верига на языке наших старославянских прародителей означало «цепь». Если монах вешает на грудь тяжкие вериги, он добровольно принимает на себя страдания за Христа. Как-нибудь я расскажу тебе об этом подробней. Конечно, почитать веригой бутылку с квасом – это на грани смутьянства. Но поверь, Николка, за этой «бутелью» незримо стоит мой старчик. И висят на нём вериги потяжелее сей зелёной неженки.
Наскоро перекусив, путешественники отправились дальше и к вечеру вышли на окраину большого сверкающего огнями города.
– Как-то там они? – размышлял вслух Николка, вспоминая растерянную толпу пассажиров, обступивших злосчастную яму.
– Скоро всё узнаем, – отозвался отец Максим. – Но чует моё сердце: случилось неладное.
Натренированное молитвенными упражнениями сердце не обмануло священника. Действительно, когда они через полчаса подошли к станции, на всех её платформах царили тишина и безлюдье. И в этом безлюдье казался странным грохот вертолётных винтов над головой. Они поднялись по ступенькам в здание вокзала. В вестибюле под репродуктором стояла внушительная толпа, ожидая очередного сообщения о невероятном происшествии, случившемся с поездом на перегоне Дерзковская – Ранчев.
Толпа беспокойно гудела. Каждый высказывал своё видение случившегося. Объединял всех эмоциональный шок. Люди не понимали, как им реагировать на страшную новость. То ли радоваться, что это произошло не с ними, то ли оплакивать незнакомых людей, погибших странной и нелепой смертью.
Произошло вот что. Вскоре после того, как наши герои покинули поезд, яма, в которую провалился участок пути, начала стремительно увеличиваться в размере, захватывая десятки метров новой поверхности. Она разрасталась, как чернильное пятно. За несколько секунд подобралась к головному локомотиву поезда, и он вместе с командой исчез в огромном чёрном пространстве провала. Не сработавшая на расцепление автосцепка вагонов имела страшные последствия: вагоны послушно покатились по рельсам, увлекаемые провалившимся локомотивом, один за другим исчезая в необъятной черноте ямы. Люди, успевшие выйти к тому времени из вагонов, бросились врассыпную, но лишь немногим из них удалось опередить движение смертельной кромки. Счастливчиков можно было пересчитать по пальцам…
Отец Максим присел у окошка, обхватил голову руками и надолго задумался. Николка робко присел рядом.
– Не надо было мне уходить… – прошелестел губами священник, одной рукой обнимая юношу, другой доставая из глубокого кармана рясы мобильный телефон.
– Отче, благословите. – Старец прижал телефон к уху, разгребая торцом трубки плотную копну волос. – Я в Ранчеве. Тут такое дело… Вы уже знаете? Благословите, как поступить. Понял. Еду.
