Наташа вздрагивает, смотрит удивленно на Лилю, но новость про Мишу ее крайне удивила. Миша жив? И был в Москве? Но когда? Ведь она его провожала на фронт в часть народного ополчения.
– Миша? Когда он попал к вам в госпиталь?
– Он был у Риты в госпитале и у нас дома в 42-ом, весной, и Рита из-за него то же на меня (через паузу с трудом) обиделась. Он скрывался у нас! Его НКВД искало! Вот!
– Миша, ох! Ты мне расскажи, что с ним, как он?
Лиля замолкает, потом встает на табуретку, залезает на шкаф. Достает бумажную пластинку с записью «Лиля+Миша.1941»
– Вот смотри-это Мишино. Он это в вещмешке с фронта привез. Хранил. Я с ней ходила в НКВД, меня вызывали, и я сказала, что я его невеста. Не ты, а я. Понимаешь?
Вообщем, пластинку, на которой я имя исправляла мне вернули, а Рита загремела из-за подделки его документов в Харовск. Он теперь не
Миша Сергеев, а Павел Мельниченко.
Наташа ошеломлено рассматривает бумажную пластинку,
на которой было написано: Лиля+Миша,1941. Однако имя ее переправлено, вместо Ната написано имя: Лиля.
– А почему здесь: Миша+Лиля?
– Ну, переписала. Это целая история. Нас вызывали в НКВД, и я туда ходила. Чтобы спасти его.
– Спасти?
– Вообщем, Миша был в плену. Бежал, был контужен, попал к Рите
в госпиталь.
– В плену? Когда?
– Весной сорок второго, когда ему грозил арест, потому что всех, кто был в плену в окружении-арестовывали.
– За то, что в плен попал?
– Положение было такое: фашистов только из-под Москвы выкинули.
Он жил три дня здесь, потом ушел на фронт, под другим именем.
Наташа смотрит на Лилю неотрывно.
– Так его зовут-Павел Мельниченко?
– Ему Рита документы умершего бойца отдала.
Наташа пытается осмыслить новость про Павла Мельниченко.
Неожиданно от их голосов просыпается Маша, она садится в кровати и начинает плакать. Наташа пытается ее успокоить, берет на руки.
Известие о Мише и перемене его имени ее поражает. Лиля с интересом рассматривает девочку. Она удивительно похожа на Наташу.
– А ты это крошку, где взяла? В капусте нашла? Или француз помог?
– Не говори глупости. Я и Клава Чугунова, моя подруга по сортировочному лагерю, то же остовка, нашли ее в сожженной белорусской деревне. Машу надо срочно прописывать! Завтра пойду документы оформлять. Мне ее надо удочерить. Потому что я ей мама! Приемная мама!
Лиля надевает Наташино желтое платье. Наташа опять укрывает девочку одеялом, а потом, махнув на Лилю в желтом платье рукой, выходит к Эмме Ильиничне и Сергею Ивановичу.
Клава залезает в свой рюкзак, складывает свои вещи, затем протягивает руку тетя Эмме.
– Ладно, давайте прощаться! Адрес Ната знает. Пишете письма. А лучше приезжайте в Ленинград. Буду рада!
– Приедем!
Клава подхватывает рюкзак, заглядывает в другую комнату.
Наташа вздыхает, делает знак Клаве: «молчи!»
– Прощай, Маша и Наташа! (Лиле) Рада знакомству с семьей!
Под утро тетя Эмма вспомнила, что Ната попросила ее разбудить пораньше. Машу нужно было зарегистрировать по месту жительства приемной мамы и определить в детский сад. Наташа быстро проснулась, почистила зубы порошком «Столичный»
Тетя Эмма проснулась вслед за ней, пыталась согреть чаю. Сергей Иванович еще спал на диване, когда, Ната, позавтракав, вышла из квартиры Эммы Штольц.
Уже через час она была в паспортном городском столе. Служащая Крынкина с утра была растревожена новыми инструкциями из НКВД, внимательно посмотрев на справку, выданную Наташе в сортировочном лагере под Берлином, она увидела пометку: «была на оккупированной территории». Прочитав эту запись, Крынкина злобно посмотрела на девушку.
