В дверь стучали всё настырнее. Прошептав глухое «coming!», Полина ускорила шаг, и стук её каблучков отдавался эхом по коридору. Она всё-таки остановилась у зеркала, поправила локоны, проверила, не стёрлась ли помада в уголках губ, и только потом…
– Доброе утро! – Незнакомец снял мягкую фетровую шляпу и поклонился. – Вы миссис Сазерленд? Я прошу прощения, что так рано. Поезд прибыл раньше срока. Меня зовут Михаэль. Михаэль Штерн. Я приехал в Лондон и … Впустите?
Рука невольно замерла на ручке двери, а губы сами растянулись в улыбке. Полина беззвучно рассмеялась. В лицо дунуло свежим весенним ветерком, а владельцы Шевроле и американского Бьюика за спиной у посетителя ругнулись друг на друга отборным матом, когда чуть не стукнулись капотами в пробке на Сохо, Фредерико на верхних этажах снова брился под Фрэнка Синатру, а его жена с криками и руганью одевала детей. Миссис Сазерленд устало вздохнула. Речь гостя – собранного, приятной наружности юноши лет двадцати, – получилась сбивчивой и многословной – и надо же: почти без акцента! – но стыдно почему-то стало ей. Нечего сказать: тёпленький, истинно английский приём. Как будто прочитав её мысли, юноша слегка улыбнулся и кивнул – мол, не переживайте, я всё понимаю, – и Полину с ног до головы обдало тёплой волной.
– Да, всё верно. Я миссис Сазерленд, – непринуждённо произнесла Полина и отошла в сторону. – Извиняться нужно мне… Видите, как суетлив порой наш любимый Лондон? Проходите, не стесняйтесь и…
Вдруг молодой человек положил на порог поклажи и небольшой синий дорожный чемодан, и, не дав Полине договорить, поцеловал ей руку. От неожиданности миссис Сазерленд вздрогнула, не отрывая взора от его тёмной макушки.
– Очень приятно познакомиться, ma’am, – проговорил он серьёзно и, пока хозяйка пансиона недоумённо хлопала ресницами, поднял со ступенек два пакета и передал их ей.
– Это гостинцы от моей матери. Она очень благодарна, что вы согласились помочь мне, но она не знала, как ещё вас отблагодарить, поэтому…
– Как мило с её стороны, – вздохнула Полина.
Она никак не могла подавить улыбки, даже когда мальчик со всей серьёзностью начал расписывать ей, как Соня Штерн, его мать, остановилась на деревенском мёде и имбирном чае в качестве подарков для миссис Сазерленд, потому что посчитала, что, если даже та не любила чай или мёд, среди постояльцев пансиона всегда найдутся ценители. Герр Штерн, его дядя, не раз отмечал целебные свойства мёда в врачебной практике, и если миссис Сазерленд ещё ни разу не испробовала их на себе, то ей, безусловно, следовало начать.
Всё, что говорил этот юноша, Полина слушала вполуха и всё любовалась его деятельным тоном и ответственным подходом даже к мёду и имбирному чаю.
«Какой душка», – с нежностью размышляла она, пока скулы не стали болеть от улыбки. Михаэль вёл себя так естественно и легко, что она могла бы заподозрить его в желании очаровать её, если бы только не видела по глазам, что он просто был собой, а галантностью дышал как воздухом.
– Ладно-ладно, герр Штерн, – кокетливо перебила его Полина, – уверена, что гостинцам вашей матери найдётся под этой крышей достойное применение. Если только она сама не заберёт их обратно, когда узнает, что я заставила вас так долго простоять в дверях.
– Что вы, – тотчас вмешался Михаэль, как только миссис Сазерленд взяла под обе руки пакеты и засобиралась внутрь, – они же тяжёлые! Я сам понесу.
