— Чего встала, — пробасил Радмир и слегка подтолкнул в плечо. — Садись.
По инерции сделала несколько шагов к столу. Уселась на край скамейки подальше от угрюмых воинов. Ухватив с обеих сторон за талию, Радмир продвинул меня немного. Моё бедро уткнулось в массивную ляшку воина. Голова оказалась на уровне плеча. Что ж это за племя великанов такое? Как же это я про них и не слыхивала даже? Неужели и бабушка про них не знает? Смотреть по сторонам я побаивалась, поэтому, выпрямившись струной, уставилась на свои сцепленные в замок руки. Радмир уселся рядом, намертво перекрыв любые мои попытки к побегу.
Хотя какой там. Мне и до полога этой палатки не добежать.
Между тем человек-солнце встал, его взгляд неторопливо заскользил по лицам присутствующих. Выражение глаз седобродого не выдавало никаких эмоций. Он прошелся вдоль стола, где было свободное место, удерживая перед собой пальцы сплетённые в странном жесте: указательные соединил с большими, оставшиеся распрямил веером, а затем соединил обе руки домиком и поднёс к губам. Когда он поднял руки, широкие рукава балахона оголили костлявые локти, оба предплечья до самых кистей обвивали змейкой тонкие, в палец, серебряные браслеты.
Мужчина направился в мою сторону. Хоть и свисала до пояса седая борода, на старика он не был похож. Даже если взять во внимание состояние изрядно обветренной кожи (не помешала бы ему примочка из цветков ромашки да клевера, надо будет как-нибудь посоветовать). Был он примерно той же поры, что и Кровавый Эдвард. Непонятно как в такие годы можно стать полностью седым.
Напомнил он мне монахов-отшельников, поклоняющихся древним богам. Бабушка наставляла ни при каких обстоятельствах не подходить к их жилищам. На другой стороне леса, от нашего дома в двух днях пути, попались однажды нам с бабушкой на глаза высоченные каменные башни с мрачными окнами, чернеющими под остроконечными крышами. Мы тогда ходили бессмертник искать. Как сейчас помню, разглядываем из далека странные строения, близко подойти не решаемся, а из-за спины раздаётся хриплый голос: «Заблудились?». У меня чуть сердце в пятки не ушло. Никогда не забыть мне бледно-желтое, как луна, лицо, восседающее на острых плечах. Одет человек был в серую грубо-тканную рубаху до самых пят, а зрачки у него были неестественно серые, словно туманом заволоченные. Бабушка тут же поспешила мутноглазого заверить, что дорогу домой отлично помним, да прощения за беспокойство попросила. А на обратном пути, пока мы убирались от страшного места прочь, бабушка рассказала, что каждый год в ночь Самайна обитающие в этих башнях монахи приносят в жертву невинное девичье сердце - свои божества так радуют.
А этот, вроде, и похож на монаха, но взгляд у него ясный, глубокий, словно видит гораздо больше, чем обычный смертный. Ещё это сияние... Нет, не может человек, излучающий свет, носить тёмные помыслы.
Человек-солнце, как я его окрестила, остановился за спинами сидящих напротив нас воинов, в том месте, где между мужчинами было небольшое пространство, и сияющего стало видно почти в полный рост. Он широко расставил ноги, расплёл пальцы и заткнул их за тонкий кожаный пояс, поддерживающий на талии его холщовый балахон. Перекинулся взглядом с Радмиром, и вдвоём они уставились на меня. От нехорошего предчувствия внутри всё похолодело.
Дальше начался допрос, как сборщики налогов у нас мужчин допрашивают, если заподозрят сокрытие муки или овощей. Почти всегда приходилось говорить правду. В противном случае сжигали целые дома.
