– Понимаю, – выдохнула она, и Том подсознательно ощутил, что действительно понимает. – И мы не лезем. Неофициально здесь уже давно нейтральная территория, а в мирном договоре обещают ввести запрет на определение симбиоза без согласия.
– Обещают, – протянул он. – Если он будет. Так каков вердикт?
– Не знаю. Анализы, которые мне прислали, бессмысленны. Лаборатория утверждает, что ошибки нет.
– Бессмысленны?
– Совершенно. Такое впечатление, что организм сам себя убивает. Не то чтобы мне не доводилось произносить эту фразу, но тут что-то другое. Что-то новое.
Она села, уставилась в терминал, подперла руками голову, вдруг из грозной учительницы превратилась в неуверенную ученицу. Прядь светлых волос выбилась из хвоста и сиротливо свисала по щеке.
– Что ж, воспоминания нам не помогут. Да я и не уверена, что они принесли бы пользу. У нас… У нас просто нет средств, чтобы пытаться лечить что-то подобное. Да хотя бы просто наблюдать. – Она стянула респиратор и глубоко вздохнула, в тесном помещении и без него не хватало кислорода. – Мы социальное учреждение. Для бедных. Мы тут прививками занимаемся. Видели нашу технику?
Она неопределенно покрутила рукой, Том кивнул.
– Вам нужна нормальная больница. Нормальная диагностика. Камера регенерации…
– В Коалиции одна не помогла.
– Не знаю… – Ее голубые глаза потемнели, тонкие пальчики забегали по сенсорной панели, отправляя ему на комм результаты. – Хотя… Ведь это действительно интересно. А если интересно мне… Ладно, идемте.
Коридоры центра были длинными и однообразными, изменившись только при переходе из социального отделения в главное: стало чище, светлее, вдоль стен появились мягкие сиденья, а по углам – вазы с искусственными цветами. Том следовал за милой женщиной врачом, пока они не дошли до главного холла и без стука не вторглись в одну из крошечных смотровых. Пахло лавандой. Врач подошла к столу и тихо заговорила с сидящим за ним человеком. Сделала шаг в сторону, пропуская Тома, похлопала его по плечу и удалилась. Лысый тип в светло-зеленом костюме рассматривал его с увлечением лаборанта перед клеткой с крысой. Том молча скинул результаты анализов с комма на его терминал. Тип пожевал нижнюю губу, потом втянул обе разом, продолжая движения челюстью.
– Интересно, – протянул он, бегая взглядом по строчкам. – Но ничем не могу помочь. Мы принимаем только людей со страховкой.
Том мысленно выругался и направился к выходу. Страховка – удобное слово, когда запрещено говорить правду. Впрочем, пациентов лысый назвал людьми отнюдь не случайно, сделав упор и на это.
За ухом пикнул входящий сигнал. Том взглянул на руку: «Шифрованное анонимное соединение от устройства в радиусе двух метров. Принять?», не оборачиваясь, ткнул в виртуальную кнопку. Сообщение содержало число с длинной цепочкой нулей. И все-таки лысому было интересно…
Потратив последние деньги на билет, Том прислонился к стеклу, глядя, как гравибус поднимается над землей. Отделаться от желчных самокопаний не выходило, мысли о детстве и возможной, но такой недостижимой – нормальной – жизни так и лезли в голову, притягивались, как назойливые мушки к сладкому куску торта. Гравибус оказался приятно пустым, только позади, с последних мест раздавалось увлеченное перешептывание, обильно сдобренное смешками. После взлета звуки прекратились.
– Эй, слышь, ты, – в проходе возникла долговязая фигура с незамутненными разумом глазами, – деньги есть?
