– Про таких, как ты, я читал. Тебе полагается призрачно звать издали – “пронзительным воем”, как говорят. Ты не должна эдак являться откуда ни возьмись, вырубая стариков и визжа, как…
– Как что? Как что, милок? Назови мое имя. Давай, назови.
– Какая погибель? Чья смерть? Моя? Этого дедули?
– Ой нет, с ним-то все будет хорошо. Нет, та смерть, о какой я предупреждаю, – натуральная жуть, не хочешь, а обделаешься: темная буря из само́й Преисподней – вот о какой. И тебе понадобится что-нибудь покрепче этой твой фигульки.
– Ее вполне хватило остановить одну из твоих пернатых сестричек, – ответил Ривера.
И опустил “глок”. Вообще-то он был меньше той 9-миллиметровой 15-зарядной “беретты”, из которой он расстреливал Морриган, когда служил в органах раньше, – и вполовину не такой тяжелый, всего десять патронов в обойме, но мощнее. Таким останавливать людей. Да что она вообще понимает в человеческом оружии, глупая феечка с копченой задницей?
– Ох, так ты кого-то из тех сучек подстрелил – и по-прежнему дышишь? Ну не красавчик ли? – Она кокетливо похлопала ему ресницами. – Все равно не годится для того, что́ грядет.
– Так ты тут не для того, чтобы предупредить о каком-то общем восстании сил тьмы и…
– Ой, милок, уж это-то наверняка будет. Но вот опасаться тебе стоит одного темного – и он не тот крылатый обалдуй Оркус, что раньше являлся.
Ривера его не видел – громадную крылатую Смерть, что отправила на тот свет стольких Торговцев. Это Чарли Ашеру довелось посмотреть, как его разорвали в клочья Морриган перед тем, как кинуться на него самого.
– Этот будет хуже?
– Вестимо – и он не станет ломиться в парадную дверь, как Оркус. Этот коварный будет. Изящный.
– Изящный? Так ты сама не участвуешь в темном восстании, ты тут просто меня предупредить? В смысле – нас?
– Похоже на то. Неупокоенные души притягивают скверную судьбину. А этот ваш город ими кишмя кишит.
– Вроде как тут, в этом вот доме? – Ривера не терял надежды. Вдруг она поможет?
– Нет, милок, тут никаких человечьих душ, кроме твоей да этой вот Копчушки.
Ривера опустил взгляд на мистера Этертона – воротник стариковской рубашки дымился, где его опалило дугой электрошокера. Ривера похлопал по нему и загасил уголек.
– Так вот почему он меня увидел, значит… – Ривера посмотрел на банши, но той уже не было. – Остался лишь запах влажного мха да горелого торфа. Также ей как-то удалось перед уходом прихватить и его электрошокер.
– Блядь! – сообщил Ривера никому в особенности.
Этюд в печальных тонах: Софи Ашер – за столиком для пикников у края игровой площадки, вдали от прочей детворы, без доступа к друзьям, смеху и веселью, обреченная смотреть на них лишь издали, словно какая-то изгнанница, – была приговорена к перестою.
А он прошел через всю детскую площадку, не то прихрамывая, не то мягко пританцовывая, как будто бы под его шагами щетки отбивали ритм на малом барабане. Он был высок, но не слишком, худ, но тоже не чересчур, облачен в разные оттенки мягко-желтого – от ботинок до шляпы, последняя – хомбург масляного окраса с крохотным красным перышком в ленте лимонного оттенка. Уселся напротив Софи и вытянул длинные ноги под столом.
Софи его увидела, но не оторвалась от раскрашивания лошадок. Дядька носил темные очки в довольно пасмурный день, что тетя Кэсси объяснила бы тем, что он защищает сетчатку от ультрафиолетового излучения, а тетя Джейн – тем, что он мудозвон.
