За окном было темно, на небе – ни одной тусклой звёздочки, только несколько светящихся окон в доме напротив озаряли небольшой дворик со старыми трехэтажными многоквартирными домами. В это время в маленьком городишке уже не встретишь прохожих. И всё же боковым зрением, накалывая на вилку кусок разварившейся и взбухшей, словно она была вовсе не из мяса, сосиски, Глеб увидел внизу во дворе какое-то шевеление. Нет, он не имел привычки наблюдать за всем, что происходит на улице, но в то же время не имел привычки упускать мелочи. Так повелось еще с глубокой молодости – тогда во дворах в это время суток не могло происходить ничего хорошего и даже ничего нейтрального. Любое движение означало драку, алкашей, наркоманов, милицию или просто какие-то разборки. По мнению Глеба, мало что поменялось в мире, разве что милицию переименовали в полицию, да разборки стали тише, и их причиной всё чаще были деньги, а не то, кто с какого района. Тем не менее, случалось всякое: Глеб прекрасно понимал, что от людей можно ожидать что угодно, даже самую невообразимую дурость, про которую обыватель скажет «да нееет, ну уж так никто бы не сделал!». Люди способны не просто сделать любую дурацкую гадость, но ещё и гордиться ей.
Глеб оторвался от еды и пристально поглядел вниз. Движение было необычным, не таким, когда кто-то просто проносится мимо или выходит покурить во дворе. Глеб разобрал две сутулые фигуры, суетливо рыскающие возле одного из подъездов дома напротив. Ещё толком не разглядев их, он по их перемещениям чувствовал, что им надо и для чего они здесь – для этого понимания ему потребовалось не больше нескольких секунд. Неприятная ядовитая волна гнева подступила к горлу, в висках застучало. Глеб отвернулся от окна и сжал в кулаке вилку. Нацепил на неё кусок яичницы, но есть уже не мог. Он положил вилку на тарелку, встал из-за стола, вышел с кухни и, застыв в прихожей, на мгновение прислушался: похоже, что Катя и Ваня спали. Тогда Глеб накинул свою короткую черную кожаную куртку и решительно выскочил во двор. Там он сразу увидел их: тощие сутулые фигуры выдавали молодой возраст непрошенных гостей.
– Эй, – присвистнув, окликнул он парней в капюшонах. Не сбавляя шага Глеб направился к ним. Те обернулись, но остались на своих местах – стояли возле скамейки у подъезда соседнего дома. Глеб приблизился и теперь смог их разглядеть. Ну конечно, всё как он и думал. Две сопли лет восемнадцати – двадцати, не больше.
– Что трётесь здесь? – задал Глеб риторический вопрос.
– Ну… мы… это… – невразумительно замычал тот, что стоял поближе. Было видно, что он растерялся. Конечно, подумал Глеб, сейчас мало кто подойдёт к таким с вопросами. Мимо пройдут, да и всё.
Но второй парень отреагировал дерзко:
– Не твоё дело, мужик, иди отсюда.
Но Глеб был не из тех, кто отойдёт, да и знал он, зачем они здесь – подобных щеглов он видел не один десяток раз в своей жизни, и это было ЕГО ДЕЛО. Его – потому что напротив и тремя этажами выше спал маленький Ваня, и это был двор, через который он каждый день ходил в школу и обратно. И Глеб не хотел, чтобы ребёнок столкнулся с такими ублюдками, которые стояли сейчас и смотрели на совсем древнего, по их меркам, мужика, который просто мешает им забрать закладку. Глеб не хотел, чтобы Ваня видел то, что каждый день видел он сам двадцать пять лет назад.
И у Глеба не было никакого желания разговаривать с ними дальше, потому что его опыт подсказывал, что нужно делать.
