Я и так на него смотрела. Я видела стыд, омерзение и сожаление. Таким фото можно шантажировать.
Хорошо, что сейчас фотограф не видит моего лица. Оно выражает примерно то же самое.
На душе мерзко. Но обвинять Стропилова я не буду. Я не лучше его.
— История, — с внутренним торжеством произносит Юрий. — Теперь вы понимаете, о чем я говорю.
— Это… в-в-выглядит... не… с-совсем… з-законно, — с трудом завершаю я мысль.
— Искусство превыше закона. Искусство превыше всего. Разве нет? — он резко поворачивает кресло — и мы оказываемся лицом к лицу. — А теперь расскажите, что вы здесь делаете.
Его руки на металлических подлокотниках. Я зажата между спинкой стула и чугунным взглядом фотографа. Не двигаюсь. Смотрю в глаза, но не могу прочитать ни одной эмоции.
Делаю глубокий вдох.
— П-презентация.
Фотограф убирает руки, выпрямляется. Ощущение такое, будто он только что перестал сжимать мне горло.
— Презентация завтра. Сегодня был, так сказать, предпоказ, но он закончился час назад. Кто дал вам такую неверную информацию?
— Д-друзья… друзей. М-может, п-просто… ошиблась, — кажется, я покраснела от усилий.
Но фотограф словно не замечает этого.
— Снимите парик.
Я молча буравлю его взглядом.
— Вы боитесь меня?
«С чего вы взяли?» я сокращаю до «нет».
Стропилов уходит в дальний конец студии и возвращается с двумя бокалами шампанского. Протягивает мне один. Качаю головой.
— Вас угощает хозяин выставки.
В голове крутятся причины отказа, но также причина, по которой отказывать нельзя: я под подозрением. Нужно разрядить обстановку.
Пригубливаю шампанское. Стараюсь улыбнуться как можно естественнее.
Стропилов делает большой глоток.
— Буду с вами откровенен. У вас сильный дефект речи. Вы знаете об этом — и это отражается во взгляде, в выражении лица — даже когда вы молчите. Ваш взгляд выражает больше, чем у обычных людей. А это значит — тайна. Загадка. Недосказанность. История. Поэтому ваш портрет будет выделяться среди сотен портретов других шатенок… В общем, я хочу вас сфотографировать, — он делает паузу. — Но не в этой одежде.
Теперь я делаю глоток шампанского по доброй воле.
Не хочу быть его моделью.
Но я могу воспользоваться предложением в своих целях.
— К-какая… одежда?
— Вам понравится.
Еще глоток.
— Г-где… п-пере… одеться?
Он указывает на ширму. Прихватив сумочку, я направляюсь туда.
Шампанское тихонько шумит в голове.
Вынимаю из прически шпильки и невидимки, снимаю парик и вешаю его на ширму так, чтобы фотограф понял: процесс пошел. Молниеносным движением достаю из сумочки телефон.
Набираю сообщение: «Я ухожу!»
Ответ приходит через несколько секунд.
«Два часа! Любой ценой!»
«Нет!»
«Жизнь или смерть».
Чертыхаюсь про себя и прячу телефон. Эй, конечно, блефует. Не могу представить ситуацию, при которой мое присутствие здесь стало бы вопросом его жизни или смерти.
— Раздевайся, — приказывает фотограф.
У меня мутнеет в глазах. Смотрю на свою руку: я так сильно зажала шпильку, что она вот-вот проткнет кожу. Но это почти оружие, я могу защищаться.
Я вздрагиваю, когда на ширму внезапно обрушивается черный кожаный плащ. А на него — нижнее белье рубинового цвета и чулки с подвязками.
— Одевайся — и на подиум.
Смотрю то на сумочку, в которой спрятан телефон, то на белье. То на сумочку, то на белье.
Возможно, Эй блефует. А если нет? Если то, что он делает, действительно вопрос жизни или смерти?
Осталось сорок минут.
