Исполненный важности полицейский устроил мне допрос с пристрастием. Где, когда, как и что. Пришлось открыть дверь, показать, где лежал сверток. И продемонстрировать, как я взял его на руки, как положил на диван.
- Ребенка разворачивали?
- Да вы что, я боялся до него дотрагиваться.
- Мальчик или девочка?
- Откуда же мне знать? Говорю же, не разворачивал.
- Записки в конверте не было?
- Ничего я не находил, - этот зануда конкретно надоел мне.
Девушка ловкими движениями развернула одеяла, в которые был закутан подкидыш.
- Возраст десять-пятнадцать дней. Девочка, - равнодушно констатировала она. – А вот и записка: «Простите. Я не могу поступить иначе. Позаботьтесь об Анечке, пожалуйста. Надеюсь на доброту и отзывчивость Вашего сердца. Спасибо.»
Я взглянул на мятый листок бумаги. Буквы на нем расплылись. Вероятно, незадачливая мамаша пролила над ним немало слез.
- Анечка, Аннушка, - вдруг проняло меня на нежность. Но я резко оборвал сентиментальные бредни.
Девушка из Дома малютки поторопила представителя власти. По всему было видно, что она устала возиться с орущим младенцем, которому и всего-то нужно было попить молочка.
- Из города не уезжайте. Вас вызовут по повестке, - на прощание заявил этот наглец.
Я почесал затылок, чертыхнулся в уме и вздохнул с облегчением, когда за ними закрылась дверь. Правда, появилась какая-то щемящая тоска. Жалко было кроху, которую подбросила мне бессердечная мамаша.
- Но почему она выбрала именно меня? – то и дело возвращалась навязчивая мысль. – Каким боком я могу быть причастен к появлению на свет этого несчастного ребенка. - Уснуть уже не получалось. Я заварил себе кофе. Пытался привести мысли в порядок. Но одна, засевшая в глубинах сознания, продолжала мучать меня.
- Почему именно я? За что в конце-то концов? Живу тихо, никого не трогаю. С женщинами с некоторых пор ни-ни. Кому я мог так насолить?
Приходящая помощница по дому с порога возмутилась:
- А что, собственно, произошло? Почему здесь так натопано?
Я взорвался:
- Вам-то что? Ваше дело наводить порядок, а не выяснять, кто у меня был и что делал!
Мария Ивановна (или как я называл ее то Марьвановна, то вообще Марьванна) ошарашенно посмотрела на меня. Такой тон я никогда раньше не позволял себе по отношению к ней. Это была очень милая женщина. Добрая и добросовестная. Мне стало стыдно. И я, извинившись за грубость, рассказал ей о происшествии.
Сердобольная женщина всплеснула руками. На ее глазах выступили слезы:
- Бедный ребенок! Да как же так можно, вот же стерва! Судить ее надо за это.
Я никогда не слышал, чтобы эта милая женщина так возмущалась. Хотя самому тоже хотелось крепко выругаться в адрес безжалостной кукушки.
Наше возмущение прервал звонок:
- Лютаев Антон Борисович?
- Я.
- Вас беспокоят из полиции. Не могли бы вы приехать для уточнения некоторых формальностей по вопросу о подкидыше?
Я посмотрел на часы.
- Но я не могу. Мне пора отправляться на работу.
- Хорошо. Значит, вызовем по повестке.
Вот только этого мне и не хватало. Офис взорвется от такой новости. Нет уж. Я решительно перезвонил в участок и выразил согласие немедленно явиться.
5. Глава 5
Ждать пришлось долго. Меня словно специально выдерживали, доводя до белого каления. Наконец вызвали в кабинет следователя. Он с первой минуты выразил свое недоверие к моей личности.
- Назовите свое имя и фамилию.
- У вас же все сведения обо мне уже есть.
