У Аньки были ресницы, правильные черты лица, красивая линия спины, ноги из подмышек, бюст третьего размера. Во всём она напоминала породистую лошадь. Он знал, как держать её в узде, как вовремя дарить подарки, хвалить, а потом очень точно делать критическое замечание. Знал, как поставить от себя в зависимость. Красивая женщина должна быть зависима, иначе семейная ситуация неуправляема, ты ступаешь по минному полю или болоту, где царит неизвестность. Даже её неконтролируемые вспышки раздражения, претензий и обид были просчитаны, включены в реестр, допустимы. А любил ли он Анну? Наверное, он подразумевал под этим словом что-то другое. Анна была нужна ему, как дорогая марка машины, как элитный район для проживания. В конце концов, жена – это лицо мужчины, и это лицо его устраивало. В остальном, у него не было времени на сопли. Знал ли он что-либо о ней? Или скажем так, был ли знаком со своей женой? Видел ли в ней беззащитную девочку? Видел ли человека за игрой в ухоженную светскую львицу? Понимал ли причину её замкнутости и угрюмого молчания? Слышал ли, как Анна включает в ванной воду и с рыданиями воет?
– Аня, – однажды спросил он её, – ты хочешь ребёнка?
– Нет, не хочу.
Он облегчённо вздохнул.
– Хорошо. Ты… когда захочешь, скажи мне.
– Хорошо.
Нет, всё же он правильно женился. С Аней было удобно, легко, только иногда он с ужасом думал о том, что испортил ей жизнь, и выйди бы она за Белого, нарожала бы кучу детишек, располнела, возилась бы с ними…. Или не возилась бы? Анька разве рождена для возни с детьми? Красивой женщине в обществе отведена особенная роль – так думал он тогда. А сейчас? А сейчас у него сгнило сердце и мозги, что он может думать?
Что-то быстро они его похоронили. Хотя…на их месте, возможно, он поступил бы точно также. Значит, детей не было. А город-то какой? Город не вспоминался. Заныло сердце, затошнило и заложило уши… Чёрт, опять умираю, что ли? Фёдор положил розовую таблетку под язык, по никак не мог прощупать собственный пульс.
– Света! – позвал он тихо на тот случай, если она спит. Если она спит – то пусть спит, а если не спит? – Света!
В проёме двери появилась Светка с томиком Омара Хайяма под мышкой.
– Что случилось? Опять умираешь?
– У меня, по-моему, опять пульс пропал.
– Дай руку…Есть пульс. Это нервы. Один раз чуть не умер – теперь по ночам будешь бояться.
– Ты не девушка, ты – бабушка.
– А меня так и называют на курсе – «Баба Света», угадал, – она улыбнулась
– И как тебе прозвище?
– Нравится. Ну, чего там у тебя? Возврат в прошлое происходит?
– Полным ходом.
– И как, хорошо ты жил?
– Я вспомнил не всё.
– Воровал?
– Да. Увёл женщину у друга.
– Значит, не любила она его. А ещё? Деньги воровал?
– Бизнес – не всегда честное дело. Хочешь быть честным – убьют.
– Ты уклонился от ответа.
– Я на допросе? А ты похожа на следователя, куришь… в тебе много мужского… Спасибо, что не спишь.
– Не за что. Со мной бессонница часто случается. Ты не бойся смерти – не такая уж и страшная штука.
– Откуда ты знаешь?
– Мне кажется, что мы все частично уже мёртвые и находимся там. Часть зрения, часть слуха, часть восприятия мира… поэтому переход не критичен перемена неполная. Об этом мы с отцом часто говорим. Есть очень «живые», переполненные жизнью люди, в них мало любви и им страшно умирать.
– Судя по всему, Светлана Ивановна, вы точно были каким-нибудь старцем, вон у вас даже руки морщинистые.
